Мэри могла поговорить с журналистами по телефону, если они звонили утром, когда она пребывала в хорошем расположении духа. Но нередко она вдруг замолкала, и тогда беседу вместо нее продолжал Роджерс. Она обещала многим людям, что непременно поговорит с ними, напишет им или пригласит в гости. Роберту Кушману, который несколько лет изучал фильмы Мэри в Калифорнийском университете, актриса писала письма, рассказывая в них о себе. К окончанию университета она подарила ему часы и предложила посетить Пикфэр. Но всякий раз, когда Кушман звонил по телефону, ее секретарша Эстер Хелм говорила, что актриса плохо себя чувствует, и просила позвонить в другое время. Так длилось долгие месяцы и годы.
В мае 1971 года Роджерс предупредил Мэри: «Дорогая, к нам приедут твои лучшие друзья и журналисты». Поводом для этого приема послужил показ десяти картин Пикфорд и ее документальных съемок в Лос-анджелесском музее искусств. Куратор мероприятия Роберт Кушман писал памятные записки. Эта акция стала лишь частью глобального проекта мирового чествования актрисы: вскоре фильмы Пикфорд показали в Вашингтоне, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Дирбоне, штат Мичиган, Стэнфорде, Онтарио, Лондоне, Брайтоне и в некоторых европейских городах. В ходе празднований журналистов пригласили в Пикфэр на пресс-конференцию.
Особого веселья в атмосфере не чувствовалось, дом казался запечатанным, лишенным жизни. Восточная комната на третьем этаже, где хранились сокровища, напоминавшие хозяйке о прежних днях, была закрыта, а некоторые реликвии, такие, как сервиз Наполеона, находились в стеклянных футлярах. Шампанское, которое подали в фужерах из старинного хрусталя, не подняло гостям настроения. К тому времени затворничество Мэри в спальне уже стало еще одним киномифом. Она казалась героиней «Бульвара Сансет» — мифической звездой, которая, поняв, что не в состоянии править миром, удалилась в мир своих грез, полностью подчиненный ей.
Улыбающийся Бадди вышел поприветствовать собравшихся, но не с Мэри Пикфорд, а с магнитофоном в руках. «Мэри так счастлива, что вы пришли сюда», — заверил он их и включил магнитофон. По словам журналиста Альена Харметца, из магнитофона раздался «какой-то неживой голос, треснувший и выцветший, словно кусок бархата на солнце». «К сожалению, Мэри плохо себя чувствует, — сказал Бадди и неожиданно добавил: — Мы поженились в 1937 году, и я до сих пор страстно люблю ее». Слушатели кивали.
Затем Роджерс повел всех наверх. «Дорогая, — сказал он у двери в спальню Мэри, — все твои друзья здесь». Из комнаты донесся слабый шепот. «Что им передать?» — спросил Бадди. Опять шепот. Все старались разобрать слова. «Передать им, что ты их любишь? — спросил Роджерс, заглянув в комнату. «Мэри говорит, что она любит вас», — повторил он. Журналисты принялись записывать.
Куда легче и честнее было показывать фильмы с ее участием. На экране Мэри выглядела живой и веселой. Она вся светилась. Кинокритик Ронда Кёнинг признавалась, что до ретроспективного показа фильмов Пикфорд в 1971 году она представляла актрису легкомысленной куклой с локонами, всю в лентах и в платьях с оборками. Вот что она писала впоследствии о заключительных кадрах фильма «Воробьи»: «Камера останавливается на ее милом лице достаточно долго для того, чтобы мы увидели все ее эмоции. Это лицо светится счастьем. Есть много красивых актрис, но редко чье лицо может привлечь ваше внимание выражением полного счастья. Нет, нам нельзя забывать Мэри Пикфорд».
Но мир забыл ее, а Мэри Пикфорд, в свою очередь, забыла про мир. Она предпочитала современности общение с Фэрбенксом и Шарлоттой, которая, по ее словам, приходила к ней ночью в виде призрака. Однажды, когда Адела Роджерс спускалась по лестнице из комнаты Мэри, внизу она увидела Бадди. «О чем вы говорили сегодня? — спросил он. — О Дугласе?» «Полагаю, я выглядела виноватой, — вспоминает она, — потому что мы действительно часто говорили о нем». «Я женат на ней почти сорок лет, — сказал Бадди, — а она все еще иногда думает, что ее муж Дуглас Фэрбенкс. Мне кажется, многие люди считают так же».
Но все прощали Мэри ее ностальгию по прошлому. Певица Перл Бейли, подруга Фэрбенкса-младшего, как и Пикфорд, интересовалась спиритизмом. Она слышала мрачные истории о затворничестве Мэри. В 1971 году, когда Дуглас устраивал вечеринку в Пикфэре, общительная Бейли захотела увидеть Мэри Пикфорд во плоти. К всеобщему удивлению, Пикфорд пригласила ее в закрытую для большинства людей спальную комнату. Ей говорили, что Бейли интересуется всем сверхъестественным. Бейли с порога спросила о «кукле» — «о той, которая мне снилась, с разбитой головой».
Мэри в недоумении указала ей на свою коллекцию кукол. Там лежала ее кукла из спектакля «Уоррены из Вирджинии». Она была старая, сделанная из фарфора, и с разбитой головой. Бейли осторожно взяла куклу в руки, а затем упрекнула хозяйку, что она сама как сломанная кукла — пала духом, не заботится о себе. «Когда эту куклу починят, — предсказала Бейли, — вы поправитесь. Вам нужно взять себя в руки, встать и покинуть эту комнату. Вы это сделаете».
Бейли забрала куклу с собой, и через пару недель ее привезли обратно. Куклу починили, она выглядела как новая, но не понравилась владелице.
«Я не хочу его больше видеть. Можете это напечатать», — сказала Пикфорд после вручения Чаплину второго «Оскара» (первый «Оскар» он получил в 1928 году за фильм «Цирк»). В 1972 году Академия с опозданием воздала Чаплину должное «за выдающийся вклад в превращение кино в искусство». Актер, наученный горьким опытом, приготовился к нападкам, но появление его на церемонии вызвало бурные овации. Пораженный таким приемом, он с трудом подбирал слова и продемонстрировал старый трюк с котелком. Через год о нем снова вспомнили, когда фильм «Огни рампы», наконец, завоевал свой «Оскар» в Лос-Анджелесе.
Пикфорд находилась в мрачном расположении духа. В то время как вся индустрия каялась перед великим актером, Мэри не находила для него слов сочувствия. «Он не испытывал ни к кому никакой благодарности за свою удачную карьеру, — жаловалась она одному журналисту. — Это позор, что он так и не стал гражданином нашей страны». «Полагаю, нужно спросить его бывших жен, что они о нем думают», — говорила она в том же интервью (Чаплин был женат четыре раза, Пикфорд выходила замуж трижды). Ее негодование возросло еще больше, когда в 1975 году Чаплину присвоили дворянский титул. Несмотря на это, даже Фэрбенкс-младший надеялся, что, в конце концов, эти двое помирятся. Однажды он рассказал Мэри, что Чаплин очень интересуется ею, говорит о том, как он хорошо к ней относится, и сожалеет, что их партнерство прервалось. «Я говорил долго, — вспоминал он. — Я подал эту историю со вкусом». Мэри молча возлежала на постели. Вероятно, она поверила ему. Когда Джей Ар закончил рассказ, она мрачно посмотрела на него и вымолвила: «И все же он сукин сын».
