— У тебя есть талант, Норма Джин. Если ты будешь упорно работать, я уверена, что когда-нибудь ты сможешь стать такой же известной актрисой, как Джинджер.
Все было слишком хорошо, и я боялась, что это не продлится долго. На этот раз проблемы возникли у тети Аны. К моей великой скорби, ее здоровье с возрастом становилось все хуже, и в конце концов она стала так слаба, что не могла больше заботиться обо мне. Это очень огорчало ее, и она все время беспокоилась обо мне, что подрывало ее здоровье все сильнее. Итак, мне пришлось вернуться в дом Грейс и доктора Годдарда. Мне тогда была около шестнадцати лет.
Больше всего в жизни я сожалею о том, что тетя Ана никогда не узнает, как она была права, веря в мой талант. Это сделало бы ее такой счастливой. — Голос Мэрилин прервался. — Она умерла прежде, чем я получила мою первую роль. Мне казалось, я не переживу этого горя. Даже сейчас не проходит и дня, чтобы я не вспоминала о ней с болью в сердце.
19 февраля 1959 гНа следующий день Мэрилин вошла, слегка запыхавшись, и сказала:
— Я опоздала потому, что остановилась купить для вас это. — Она открыла свою сумочку и достала огромный ароматный персик. Мэрилин упала на кушетку и положила фрукт на стол рядом с ним. Мы оба смотрели на него с благоговением. Он был огромный, розовощекий и аппетитный. Никогда не видела такого славного персика.
— Вы принесли мне запоздалый подарок на День Валентина? — спросила я.
Она улыбнулась, но не ответила на мой вопрос.
— Я принесла вам персик, — сказала она, — но он выглядит так чудесно, что я могла бы передумать и съесть его сама.
— Почему вы хотите отдать персик мне?
— Я пытаюсь вам понравиться, — сказала она, улыбаясь, а затем сменила тему разговора.
На этом сеансе психоаналитик быстро расправилась с бедной Мэрилин. Персик весь час лежал призывно на столе, и я не могла отвести от него глаз.
20 февраля 1959 гСледующий сеанс Мэрилин было действительно странным. Но не по вине Мэрилин, а из-за меня. Меня охватила странная печаль, которой я никогда не ощущала раньше в присутствии пациента. Я почувствовала непреодолимое желание сжать Мэрилин в своих объятиях и ободрить ее. Если у аналитика возникают такие сильные чувства, это, как правило, потому, что пациент каким-то образом вызывает их. На профессиональном жаргоне такая реакция называется «контрпереносом». Я пристально посмотрела на Мэрилин.
Мэрилин заплакала и спросила меня умоляющим голосом:
— Почему вы никогда не обнимаете меня, как тетя Ана? Какая же в-в-вы бесчувственная женщина! Я не знаю, почему вы так скупы в проявлении ваших чувств. Что страшного произойдет, если вы обнимете девушку на секундочку?
Обнимая себя руками, откинув назад голову и подавшись грудью вперед, она смотрела на меня пронзительными голубыми глазами. Я понимала, что она умоляет меня о любви. Меня охватила такая буря эмоций, которых я не испытывала никогда раньше.
«Что с ней творится? — думала я. — Какая загадочная сила покоряет сердца людей во всем мире? Вот я, женщина, на сто процентов гетеросексуальная, но в ней… в этой женщине, похожей на ребенка, есть нечто вызывающее у меня отчаянное желание сжать ее в своих объятиях. Это чувство было настолько сильным, что я почти не могла ему сопротивляться. Она как будто молча умоляла меня: «Если вы подойдете и утешите меня, все мои проблемы исчезнут». В конце концов, — размышляла я, — что ужасного произойдет, если я обниму эту несчастную женщину-дитя?»
Какое-то время я сомневалась, стоит ли подходить к ней. Я прекрасно знаю, что физический контакт с пациентом противоречит правилам проведения психоанализа. Когда психоаналитик поддается такому желанию, на нашем жаргоне это называется «переносом поведения». Но тихий голос внутри меня возражал: «Безусловно, Мэрилин не похожа на других пациентов. Она была фактически лишена детства и так и не оправилась от этого. Разве нельзя выразить ей сейчас свою симпатию и поддержку, которых ей всегда не хватало?» Кроме того, мне было бы приятно обнять Мэрилин.
Неожиданно для самой себя меня переполнили недопустимые чувства. Я «подхватила» симптом Мэрилин. Дело было не только в том, что она ждала выражения моих чувств к ней, но и в том, что мне хотелось заключить ее в объятия! Я стремилась опосредованно утешить одинокого ребенка внутри себя. По каким еще причинам это было бы так соблазнительно? Меня как будто околдовали, и я осознала, что мне так же необходимы эти объятия, как и ей.
И тут я вспомнила историю, которую мне рассказывал великий психолог Гарри Харлоу об игре, в которой он принимал участие на одной вечеринке. Гостям давали прослушать записи плача младенцев. Если звучали крики психически нездоровых детей, слушатели не реагировали. Но когда раздавался плач нормальных малышей, все гости начинали нервничать.
— Крик здорового ребенка, — пояснил Харлоу, — вызывает инстинктивную реакцию у нормальных взрослых.
Мэрилин плакала. Я невольно откликалась на крик здорового несчастного ребенка? Подобно Мэрилин, шизофреники часто бывают крайне привлекательными и очаровывают суррогатных родителей, как беспризорные котята. Насколько мне известно, никто не ставил под сомнение причину их притягательности. Может быть, они просто телеграфируют сигналы младенца? Следует ли мне отвечать на плач нормального ребенка, который просто не повзрослел?
Затем я крикнула про себя: «Нет! Ни в коем случае! Это неуместно. Ты забыла этику ведения психоанализа пациентов? Ты не будешь делать этого. Ты не приблизишься к ней ни на один сантиметр. Это было бы неэтично. Тебе, как аналитику, должно быть известно, что подобное непрофессиональное поведение было бы таким же оскорбительным по отношению к Мэрилин, как поведение мужчин, домогавшихся ее. Миллионы людей по всему миру откликнулись на ее просьбу о любви, что не помогло ей решить ее проблемы ни на йоту. Наоборот, чем больше поклонники любят ее, тем хуже ей становится.
Если ты будешь потакать ей, то лишь добавишь свое имя к списку тех, кто использует ее. Твоя задача состоит в том, чтобы противостоять импульсивному желанию доставить ей удовольствие — и себе! — и выяснить, почему она так сильно нуждается в объятиях в данный момент и как она заставляет тебя и весь мир влюбляться в нее. Разберись во всем этом, и ты откроешь для себя секрет ее экранного гения и, возможно, даже поможешь ей сделать еще один шаг на пути к своему душевному здоровью».
— Я прекрасно понимаю, почему вы не сделаете этого, и вам тоже, — произнесла Мэрилин, — несмотря на все ваши приятные слова, в глубине сердца я не н-н-н-нравлюсь. Вот почему! Когда дело доходит до этого, вы как и все остальные.
