В его намерениях я не сомневаюсь ни минуты».
Или же занимались сочинительством: миссис Остен, как и в молодости, писала шуточные стихи (хотя утверждала – чем не миссис Беннет? – что ей не до шуток), Кассандра вела оживленную переписку с подругами, Фанни, почти каждый вечер приходившая в Чотон-коттедж из «Большого дома», садилась за дневник, племянница Анна и тетушка Джейн совмещали рукоделие с литературой. А на сон грядущий, уединившись в их с Кассандрой комнате, Джейн читала сестре вслух написанное за день Анной или ею самой. К Анне, девушке красивой, своенравной, жизнелюбивой, Джейн присматривалась с особым интересом – и не как к писательнице, довольно, к слову, бездарной, а как к прототипу: Эмма Вудхаус из одноименного романа Остен очень на Анну похожа, с нее, утверждают современники, и писалась.
Отметим, что в семье Остенов Джейн никогда не воспринимали как известную писательницу. «Мы вовсе не считали ее очень умной, тем более – известной, – писала впоследствии Анна, та самая, которая сочла «Чувство и чувствительность» ерундой. – Мы ценили ее за другое. За то, что она всегда была с нами очень добра, ласкова и умела нас развеселить». Похоже, что Анна, сама писательница, попросту тетушке завидовала, и Джейн, которая не могла этого не чувствовать, не раз амбициозную племянницу поддевала: «Ты ведь выше всех этих денежных рассчетов, а потому не буду тебя мучить рассказами о своих гонорарах».
Гонорары же в эти годы становились все ощутимее; известность пришла – причем как раз тогда, когда тридцатипятилетняя писательница затаилась в глухой деревне, вела жизнь анахорета и окончательно свыклась с мыслью, что пишет исключительно в стол. Затаиться затаилась, но время от времени, едва ли не каждый год, в Лондоне бывает – по делам и развеяться. И то сказать, в столице издательства, в столице магазины, в столице любимый брат Генри и его жена Элайза, у них открытый, гостеприимный дом и всегда полно гостей, людей, как правило, интересных и нужных. Одному из них, юристу по издательским делам, другу и партнеру Генри Уильяму Сеймуру, Джейн приглянулась, однажды он даже проводил ее до Чотона в почтовой карете и потом вспоминал, что всю дорогу собирался – но так и не собрался – сделать ей предложение… В заштатном Чотоне, когда в дом съезжалось много народу, Джейн хандрила, в Лондоне же – на людях веселилась от души.
И однажды даже удостоилась приглашения посетить библиотеку его высочества принца Уэльского в Карлтон-Хаусе. Принц-регент – гласит очередная легенда – передал Джейн через своего лейб-медика, пользующего и Генри тоже, что он большой поклонник ее дарования, часто ее романы перечитывает, экземпляры ее книг имеются во всех его резиденциях. И что его высочество не возражал бы, если бы мисс Остен посвятила ему свою следующую книгу, что мисс Остен без особого, впрочем, удовольствия (набожная Джейн расходилась с будущим монархом в вопросах морали и религии) и сделала, «не желая, – как она выразилась – показаться самонадеянной или неблагодарной». Первоначальный вариант посвящения был сух и лапидарен: «Этот роман посвящается его высочеству принцу-регенту». Под воздействием издателя, однако, Джейн была вынуждена это посвящение изменить и расширить. «Его королевскому высочеству принцу-регенту посвящает сей труд автор, покорный и почтительный слуга его высочества», – значится сегодня на обороте титула «Эммы». Как говорится, почувствуйте разницу.
На волне успеха принц Кобургский предлагает Джейн через своего капеллана доктора Кларка написать исторический роман в стиле Скотта об августейшем Кобургском доме, на что Остен, верная своему стилю и жанру, отвечает со всей решительностью, что этой чести не заслуживает: «За исторический роман я могла бы взяться разве для того только, чтобы сохранить себе жизнь. И если бы за работой меня не одолевал гомерический смех над собой и своими будущими читателями, я бы повесилась, не дописав первой главы…. Нет, я должна оставаться верна своей манере и идти своим путем. И если даже успех от меня отвернется, я убеждена, что в любом другом жанре меня ждет полный провал». Хороший урок для писателя, который без конца пробует себя в разных жанрах и стилевых манерах.
Вот впечатляющие слагаемые громкого, увы, позднего литературного успеха Джейн Остен; некоторые нам уже известны.
В 1810 году Эджертон принимает к публикации «Чувство и чувствительность».
В начале 1811 года Джейн задумывает и начинает писать «Мэнсфилд-парк», а в октябре «Чувство и чувствительность» выходит в свет.
В начале 1813 года появляется из печати и превозносится критикой «Гордость и предубеждение». В этом же году в июне дописан «Мэнсфилд-парк» и выходят вторые издания «Чувства и чувствительности» и «Гордости и предубеждения».
Не проходит и полугода, как в январе 1814-го Джейн начинает работу над «Эммой», а спустя три месяца тот же Эджертон выпускает «Мэнсфилд-парк».
В марте 1815-го Джейн дописывает «Эмму», которая выйдет в конце этого же года, на Рождество, двухтысячным тиражом, но не у Эджертона, как предыдущие книги, а в более крупном издательстве Джона Мюррея, где печатаются такие знаменитости, как Байрон и Вальтер Скотт. Мюррей осторожен, «Эмма» ему нравится, но он обращается за советом к одному из самых авторитетных лондонских критиков, уже упоминавшемуся Уильяму Гиффорду, и тот дает Джейн Остен самую лестную характеристику: «“Эмма“, безусловно, будет иметь успех… Об этом романе я могу сказать только все самое хорошее. Я за этим автором уже давно слежу». Заодно Гиффорд рекомендует Мюррею выкупить у Эджертона права на «Гордость и предубеждение»: «Недавно перечитал эту книгу – очень хороша». В результате Мюррей предлагает Джейн 450 (!) фунтов; Джейн, естественно, соглашается, но вскоре выясняется, что в эту сумму входит стоимость прав еще на два романа, на «Чувство и чувствительность» и на «Мэнсфилд-парк». «Вот ведь мошенник, – пишет Джейн сестре из Лондона, куда она отправилась осенью 1815 года на переговоры с Мюрреем. – То-то он меня так расхвалил!» Из всех рецензий на «Эмму» самая лестная – Вальтера Скотта в «Ежеквартальном обозрении», о которой мы уже вкратце упоминали: «В романе великолепные сцены – но это не авторская фантазия, а все то, что происходит каждодневно вокруг нас».
В начале 1816 года Джейн, которая чувствует себя теперь более уверенной с финансовой точки зрения, выкупает у Кросби права на «Сьюзан»; тогда же выходит второе издание «Мэнсфилд-парка», а в августе, спустя ровно год после начала работы над «Убеждением», ставит в этом романе точку.
В январе 1817-го Джейн садится за «Сэндитона» и в конце года его бы наверняка закончила, но, как пишут в душещипательных романах – пристрелянной мишени пародийного дара Джейн Остен, – судьба рассудила иначе.
Не слишком физически крепкая, Джейн, тем не менее, мнительной никогда не была и над
