полковник, а затем и генерал-майор Илья Иванович Головлёв [116]. Думается, что и он не был большим сторонником «конспектирования первоисточников», но прекрасно знал установленные «правила игры». Можно предполагать, что он как следует «врезал» новичку tête-à-tête, то есть в личной беседе, объяснив, что не всегда следует публично оглашать свою точку зрения, после чего приказал написать «объяснительную».
Образец самого что ни на есть «верноподданнического» текста, вполне оправдывающего неосторожные слова, прилагаем:
«…приказ тов. Сталина является квинтэссенцией мысли, каждое предложение, каждое слово его заключает в себе столь много смысла, что в силу этого необходимость конспектирования приказа в принятом значении сама собой отпадает.
Я сказал далее, что приказ тов. Сталина представляет собой совокупность тезисов, дающих ключ к пониманию основных моментов текущей политики, и что каждый тезис может быть разработан в авторитетную публицистическую статью. В том же разговоре я обратил внимание собеседника на изумительную логику сталинских трудов вообще, что не всегда можно найти в речах Черчилля и Рузвельта, на сталинский язык, обладающий всеми качествами языка народного.
Что касается изучения приказа тов. Сталина лично мною, то я внимательно прочел его 4 раза и, по совету тов. Р., тщательно законспектировал.
Приказ тов. Сталина внёс ясность в мое понимание международной обстановки» [117].
Интересно, когда это он успел читать речи сэра Уинстона Черчилля и президента Рузвельта? Ну да ладно, главное, что звучит убедительно и даже красиво! «Объяснительную» положили в «личное дело» — и вопрос был закрыт. В Смерше в основном служили умные люди.
Итак, уже в августе 43-го Абрамов был назначен на должность следователя. В самом ГУКР «Смерш» НКО следственной работой занимался 6-й отдел. Согласно соответствующему «Положению», «структура местных органов „Смерш“ устанавливается применительно к структуре Главного управления контрразведки НКО („Смерш“)…». В отделе контрразведки «Смерш» военного округа существовало следственное отделение. Вопреки досужим современным рассуждениям, что, мол, зловещие «смершевцы» исключительно по своему разумению (или коварному умыслу) хватали какого-нибудь беднягу-солдатика или генерала (ненужное зачеркнуть), что-то торопливо расследовали — вернее, «шили ему дело», сами его осуждали и тут же, выйдя за угол, приводили приговор в исполнение, работа военных контрразведчиков была очень строго регламентирована.
Обратившись к тому же самому «Положению», можно узнать, что «Управление контрразведки НКО („Смерш“) и его органы на местах имеют право:
<…> в) проводить следствие по делам арестованных с последующей передачей дел по согласованию с органами прокуратуры на рассмотрение соответствующих судебных органов или Особого совещания при Народном комиссаре внутренних дел СССР…» [118]. И далее, что очень важно:
«1. Органы „Смерш“ проводят аресты военнослужащих Красной армии в следующем порядке:
а) аресты рядового и младшего начсостава — по согласованию с прокурором;
б) среднего начсостава — по согласованию с командиром и прокурором соединения, части;
в) старшего начсостава — по согласованию с военными советами и прокурором;
г) высшего начсостава — с санкции народного комиссара обороны» [119].
То есть уличённого в измене Родине солдатýшку можно было взять под стражу только по разрешению прокурора, которому ещё следовало доказать, что это — немецкий шпион, а не простой дурак и болтун. Если же нужно было арестовывать какого-то генерала, то за санкцией требовалось идти к самому товарищу Сталину, который 19 июля 1941 года был назначен наркомом обороны.
Конечно же, в правах и обязанностях сотрудников Смерша было и право «вызывать без предварительного согласования с командованием в случаях оперативной необходимости и для допросов рядовой и командно-начальствующий состав Красной армии» [120], но ведь если что окажется не так — всё равно потом придётся объясняться с прокурором, а то и с самим Иосифом Виссарионовичем.
В общем, к вопросам организации и проведения следственных мероприятий в подразделениях Смерша относились, скажем так, весьма трепетно.
В 2013 году в газете «Культура» была опубликована беседа с ветераном органов безопасности полковником в отставке Фёдором Ивановичем Ястребовым, служившим с Фёдором Александровичем Абрамовым в ОКР «Смерш» Архангельского военного округа. Фёдор Иванович вспоминал:
«Нашей главной задачей было объективное расследование. У нас был замечательный начальник отдела — генерал Головлёв Илья Иванович, москвич, большой законник. Он настаивал, чтобы при допросах всегда присутствовал представитель военной прокуратуры. Мы никогда не допускали нарушений социалистической законности. Кстати, прокурорские работники и сами не отказывались от участия в допросах, особенно в ночное время. Потому что ночью нам давали сто граммов хлеба, кружку свежезаваренного крепкого чая и полную ложку сахара.
— Столовую? <— уточняет корреспондент.>
— Да что вы — чайную! С сахаром было очень тяжело, да и с другими продуктами тоже. Мы снабжались по третьей категории, недоедали, были постоянно голодными…
— Вы сказали, что не нарушали социалистическую законность. А разве ночные допросы официально были разрешены?
— Речь же не идёт о ночных допросах как о средстве физического воздействия. Это были вынужденные ситуации, и только с ведома прокурора. Шёл огромный людской поток, у каждого следователя было в производстве до сорока дел. Мы сами не спали, валились с ног от усталости…» [121].
Вот такая вот была служба.
Закономерен вопрос: откуда шёл этот самый людской поток, что на следователя могло приходиться аж по сорок дел?
«Условия, в которых работали архангельские военные контрразведчики, были чрезвычайно непростыми. Оперативная обстановка осложнялась большой территорией ответственности, близостью линии фронта, сотнями немецких диверсантов-парашютистов, стратегической важностью Северной железной дороги, поставками по ленд-лизу, разведывательной деятельностью союзников по коалиции. При этом нельзя забывать о частых воздушных налётах, страшном голоде в Архангельске, а также в воинских частях, включая Смерш и органы НКВД. Информационные сводки отдела контрразведки, направляемые в Центр, содержат сведения о злоупотреблениях, воровстве отдельных командиров, дезертирстве, случаях мародёрства в армии, необходимости принятия мер по улучшению санитарно-бытовых условий в тыловых частях, засилии в них уголовного элемента и прочем. Это тоже составляло работу военной контрразведки, будни следователя Абрамова» [122].
Картину происходившего дополняет Фёдор Ястребов. Он так характеризует «контингент», проходивший через руки следователей:
«В основном — бандеровцы. Тех, кого ловили в ходе спецопераций на Западной Украине, для проведения следствия вывозили как можно дальше, многие попадали к нам в Архангельск. Вот характерная деталь. Наш отдел занимал двухэтажное деревянное здание, кабинеты следователей располагались на втором этаже, в принципе, невысоко от земли. Но на окнах решёток не было, а летом мы открывали окна настежь. И не было ни одной попытки побега! Вся эта публика — молодые и трусливые, они нахальные только в бандах. Да и куда убежишь с Севера?» [123]
Конечно, гораздо более серьёзным противником была вражеская агентура.
«Следователь отдела контрразведки „Смерш“ Абрамов, как удалось на сегодняшний день установить по документам, из указанных 27 разведгрупп противника <выброшенных на парашютах осенью 1943 года в Вологодской и Архангельской
