прекрасных зданий в Петербурге и его пригородах. Жена его — Мария Федоровна, женщина властная, энергичная, не знавшая счета деньгам, была большой любительницей развлечений. Познакомившись с супругой вице-президента Академии художеств графа Федора Петровича Толстого, она вопреки склонностям мужа, искавшего дома покоя и отдыха от трудов, в подражанье «воскресеньям» Толстых завела у себя «субботы». Вот на этих-то «субботах» с самого начала 1858 года постоянно бывает Лавров. Обычно один, иногда с Антониной Христиановной.
Здесь танцевали, музицировали, устраивали любительские спектакли, а то и маскарады, декламировали свои и чужие стихи, обменивались новостями культурной и научной жизни, подчас просто сплетничали, ну и, конечно же, обсуждали то, что волновало буквально всех: рескрипты Александра II, речи на обеде в московском купеческом собрании, где раздавались не только общие фразы о «святом деле», но и были произнесены слова о необходимости уничтожения крепостного труда, о гражданской полноправности «братьев-крестьян»… Иногда кое-кто из гостей поднимался наверх, в комнаты: там читались очередные номера герценовского «Колокола»…
Под одной крышей сходились художники и литераторы, поэты, писатели… Замкнутый, молчаливый, тихий, воодушевляющийся лишь при чтении стихов (и тогда голос его становился певучим и густым) Владимир Григорьевич Бенедиктов. По виду чистенький, застенчивый чиновник, и улыбающийся мало, и глядевший как-то исподлобья, Бенедиктов обладал незаурядным умом, умел впору сказать веское слово, иногда очень острое, — и тянулся к Лаврову, который был ему очень симпатичен. Находящийся в поре творческого расцвета Аполлон Николаевич Майков — «…дарование неподдельное и замечательное» увидел в его стихотворениях еще В. Г. Белинский. До анекдотичности рассеянный, младенчески непосредственный «поэт любви» Яков Петрович Полонский, возвратившийся летом 1858 года из-за границы с молодой женой и поселившийся у Штакеншнейдеров. Мрачноватый по натуре Иван Александрович Гончаров, определившийся в 1856 году, после возвращения из путешествия на военном фрегате «Паллада», на должность цензора в Петербургском цензурном комитете. Болезненно себялюбивый, злой эпиграммист, «полугрек, полухохол» Николай Федорович Щербина; в 1857 году он выпустил два томика своих «Стихотворений», положительно оцененных Чернышевским. Только-только входящий в литературу Всеволод Владимирович Крестовский. Братья Николай и Василий Курочкины — это ужо совсем иного плана люди, критиканы, пародисты, будущие редакторы сатирической «Искры». Родственник Штакеншнейдеров и приятель Никитенко, Иван Карлович Гебгардт — красноречивый толстяк, остроумец, фрондер, страшно смелый в своих разговорах, но только в разговорах. Михаил Иванович Семевский. Писательница Юлия Жадовская. Французский художник Бланшар…
Всегда приветливо встречает гостей старшая дочь хозяев Лёля, Елена Андреевна, начитанная, впечатлительная, добрая горбунья. Ранее отличавшая своим пристальным, заинтересованным вниманием то одного, то другого из посетителей «суббот», Лёля, познакомившись, через Бенедиктова, с Лавровым (было ей тогда лет двадцать), сделалась на долгие годы его другом, почитательницей и даже поверенной его тайн.
В глазах Елены Андреевны Лавров — это какой-то необыкновенный человек, суровый к себе, по вообще мечтатель, чуть ли не романтик, предельно деликатный в отношениях к людям. Ее, да и не только ее, по также и Гебгардта, Курочкиных и некоторых других гостей дома Штакеншнейдеров к Лаврову привлекали необычайная его начитанность, находчивость и логичность суждений, трезвый, хотя и скептический, взгляд на мир. Лаврову также пришлась по душе эта умная молодая женщина, обладавшая таким редким талантом — слушать собеседника; с ней он беседует охотнее всего. «Мне нравится, — пишет Елена Андреевна в дневнике 14 февраля 1858 года, — когда в гостиной, поздоровавшись с хозяевами и подобрав свою саблю, чтобы опа не гремела, он начнет искать своими близорукими глазами, и все уже знают, кого он ищет, и, смеясь, подводят его ко мне. Он садится тогда возле меня, и тут тотчас же и образуется центр, потому что он глашатай гостиных».
Из литераторов, бывающих у Штакеншнейдеров, Лавров больше всего выделяет Майкова; его он считает первым из современных поэтов; особое восхищение вызывает у Лаврова драматическая поэма «Три смерти». Познакомились они и домами. Желанным гостем был Лавров и у Бенедиктова, служившего тогда одним из директоров государственного банка. Здесь, на казенной квартире, в 1858 году Лавров, по свидетельству поэта и переводчика Петра Исаевича Вайнберга, читал известное тогда лишь в списках некрасовское «Размышления у парадного подъезда». Еще бывает Петр Лаврович у Ливотовых: женой Ивана Ивановича Ливотова была та самая итальянка, Аделаида Антоновна, со знакомства с которой началась карьера Штакеншнейдера…
По вторникам Лавров устраивает вечера у себя, на Фурштадтской, 28. Хотя о круге его посетителей конца 50-х годов мы знаем немного, несомненно, что собирающееся в доме Лаврова общество еще пестрее, а главное — демократичнее, чем у Штакеншнейдеров. Некоторых личностей из «окружения» Лаврова Елена Андреевна прямо-таки не выносит. Вот, к примеру, Владимир Феофилович Коневяч, педагог-словесник, страстный исследователь творчества Крылова, негодующий на Гончарова: зачем он пошел в цензоры? В своем дневнике Елена Андреевна дает Кепевичу такую характеристику: «Маленький, сутуловатый, желтенький человечек, как школьник на строгого учителя, озлобленный против всего, что зовется власть и начальник, радующийся, как находке, всему дурному, что увидит, ко всему придирающийся». Однако вряд ли Кепевич очень уж близок Петру Лавровичу. Более дружеские отношения у Лаврова устанавливаются в это время с Владимиром Рафаиловичем Зотовым (оба активно сотрудничали в «Общезанимательном вестнике»). Они почти ровесники, но как журналист, литератор Зотов гораздо опытнее: он печатался уже почти двадцать лет, за его плечами и опыт полемики с Булгариным и Гречем, и редактирование «Литературной газеты», и привлечение к следствию по делу петрашевцев, и поездка летом 1857 года к Герцену (не исключено, что именно Зотовым доставлены были в Лондон «Письмо к издателю» и стихотворения Лаврова). Во второй половине 50-х годов дом Зотова — один из центров распространения подпольной рукописной и печатной литературы. Одним словом, знакомство Лаврова с Зотовым было не случайным (и оказалось оно довольно прочным). Кроме этих и других литераторов, дом на Фурштадтской посещали по вторникам также многие молодые офицеры, студенты.
Запись Е. А. Штакеншнейдер 28 января 1858 года: «Только что от Лавровых, а мне уже опять хочется к ним. Они мне нравятся. Нравится склад их жизни, вся их семья; их девочки в длинных локонах, с открытыми шейками и ручками, такие хорошенькие и благовоспитанные; она (Антонина Христиановна. — Авт.), красивая и величавая, смесь, но очень хорошая смесь, русской барыни с немкой из образованного и богатого дома, а главное, нравится он; и, может быть, не столько нравится, сколько любопытен… Может быть, я смотрю на него глазами Бенедиктова, и Иван Карловича, и тетеньки Ливотовой, которые тоже превозносят его до небес… Дело-то в том, что от пего я надеюсь получить ответы на мучающие меня вопросы. Кто же, если не он, может их дать, этот homme superieur [2], как его
