молоком, за крупой (мяса мы тогда не ведали
), но не мог связать, что отсутствие хлеба значит разорение деревни и почему оно. Ведь для нас была другая формула: “временные трудности”» (49).
А вот что мы читаем в «Архипелаге» об отношении А. И. Солженицына к процессам «Промпартии» и «Союзного бюро меньшевиков»:
«Мне было двенадцать (1930–1931 гг. — А.О.), уже третий год я внимательно вычитывал всю политику из больших “Известий”. От строки до строки я прочел и стенограммы этих двух процессов. Уже в «Промпартии» отчетливо ощущалась детскому сердцу избыточность, ложь, подстройка, но там была хоть грандиозность декораций — всеобщая интервенция! паралич всей промышленности! распределение министерских портфелей! В процессе же меньшевиков все те же были вывешены декорации, но поблекшие, а актеры артикулировали вяло, и был спектакль скучен до зевоты, унылое бездарное повторение» (50).
В 1930 г. началась сплошная коллективизация, которая затронула и родственников Сани Солженицына. Был раскулачен и выслан за Урал брат его отца Константин Семенович, такая же участь постигла семью Ильи Семеновича (51). Обо всем этом Саня мог узнать летом 1930 г., когда вместе с матерью побывал в Георгиевске и посетил Саблю (52). Вскоре после описанных событий в феврале 1931 г. умерла мать Таисии Захаровны Евдокия (53), в 1932 г. не стало ее отца (54).
Таким образом, происходившие в стране перемены врывались и в жизнь А. И. Солженицына. Как же он реагировал на них?
По свидетельству Александра Исаевича, воспитанный в детстве верующим и критически относящимся к советской деятельности, он затем под влиянием официальной идеологии вместе со всеми увлекся марксизмом и, лишь пройдя войну и лагеря, вернулся к религии, стал непримиримым противником советской власти (55).
Когда же «общий поток» оторвал Саню Солженицына от «корней»?
Из автобиографической поэмы «Дороженька», которая была начата в 1947–1948 гг., явствует, что Саня был «заражен» новой идеологией уже в одиннадцать лет, т. е. в 1929–1930 гг. (56), и, видимо, именно тогда его захватили «пионерские грезы о будущем святом Равенстве!» (57).
Позднее, 5 марта 1975 г. в телеинтервью японской компании Net-Tokyo Александр Исаевич заявил: «Я рос верующим. И только в 30-е годы попал в это ужасное время, когда у нас был общий поток марксизма, всех захватывающий как ветер, как сильный ураган. Вся молодежь шла в комсомол, вся молодежь верила в Маркса и Ленина, и действительно, я не устоял, не удержался на ногах в этом потоке. Так было десятилетие перед войной» (58).
Если исходить из приведенных слов, получается, что «общий поток марксизма» захватил А. И. Солженицына не ранее 1931 г., когда он учился в пятом или шестом классе и ему было двенадцать — тринадцать лет.
11 мая 1983 г. на пресс-конференции в Лондоне писатель счел возможным отодвинуть свое превращение из верующего в атеиста еще дальше. «Я, — сказал он, — жил примерно до пятнадцати лет (т. е. до 1933–1934 гг. — А.О.) убежденным православным и полным врагом атеизма и коммунизма. Но затем, в ходе образования в советской школе, главным образом под влиянием философских трудов, которые нам давали, я испытал постепенное охлаждение к церкви. Храмы были закрыты, и казалось — навсегда. И было несколько студенческих лет, когда я считал себя марксистом» (59).
9 октября 1987 г. Александр Исаевич дал интервью корреспонденту журнала «Шпигель» Рудольфу Аугштайну и на его вопрос «до какого момента своей жизни вы считали себя, — конечно, не коммунистом, — а хорошим советским человеком?» ответил: «…Примерно до 17-летнего возраста я считал себя совершенно противоположным этому строю, этому государству» (60).
Семнадцать лет Сане исполнилось 11 декабря 1935 г. Следовательно, до последнего класса он «считал себя совершенно противоположным» советскому строю и «увлекся» марксизмом только в университете.
Эта же мысль прозвучала 23 мая 1989 г. в его интервью с Дэвидом Эйкманом для журнала «Тайм»: «Воспитан я был в семье своими старшими в христианском духе. И почти все школьные годы, так лет до шестнадцати-семнадцати, я сопротивлялся советскому воспитанию и не принимал его внутренне. И должен был скрывать свои убеждения. Но потом… лет с семнадцати — восемнадцати я действительно повернулся, внутренне, и стал, только с этого времени, марксистом, ленинистом» (61).
Итак, мы видим, что в разное время Александр Исаевич по-разному датировал свое превращение в «марксиста-лениниста». Разброс датировок от 1929–1930 гг. (одиннадцать лет) до 1936–1937 гг. (восемнадцать лет). Чем дольше он находился вдали от Родины, тем более стремился подчеркнуть кратковременность своих марксистских, атеистических «заблуждений».
Вопрос о времени превращения А. И. Солженицына из верующего в атеиста не праздный. От этого зависит оценка его и как пионера (с 1930 г.), и как комсомольца (с 1935–1936 гг.). Одно дело, если к концу 20-х годов он уже пережил идейный перелом. Тогда его вступление в пионеры и в комсомол можно рассматривать как логическое следствие идейной эволюции. Другое дело, если к этому времени он продолжал еще исповедовать прежние взгляды. В таком случае перед нами факт приспособленчества.
Когда же Александр Исаевич кривил душой? В детстве, надевая на себя пионерский галстук? В юности, вместе со всеми присягая на верность заветам Ильича? Или же много позднее, призывая других «жить не по лжи» и одновременно в угоду западному читателю искажая свое прошлое?
Ответ на эти вопросы, по всей видимости, дает поэма «Дороженька», в которой мы можем прочитать следующие строки:
«Лозунги, песни, салюты не меркли:
“Красный Кантон!.. Всеобщая в Англии!”.
Тетя водила тогда меня в церковь
И толковала Евангелие.
“В бой за всемирный Октябрь!” — в восторге
Мы у костров пионерских кричали…
В землю зарыт офицерский Георгий —
Папин, и Анна с мечами.
Жарко-костровый, бледно-лампадный
Рос я запутанный, трудный, двуправдый» (62).
В 1936 г. А. И. Солженицын с отличием закончил школу и перед ним встал вопрос: кем быть?
Можно было ожидать, что будущий писатель изберет филологическую специальность, что, кстати, сделала Лида Ежерец, которая стала студенткой филологического факультета ростовского пединститута (1). Однако Саня подал заявление в ростовский университет на физико-математический факультет (2). Николай Виткевич и Кирилл Симонян тоже пошли в университет, но на химический факультет (3). Правда, Кирилл быстро разочаровался в выборе профессии и перешел в медицинский институт (4).
На химфаке Николай и Кирилл познакомились с однокурсницей Натальей Решетовской и через некоторое время представили ей своего друга (5). 7 ноября 1936 г. на вечеринке Саня начал ухаживать за Натальей, прошло еще немного времени, и она стала его невестой (6).
Дед Натальи по отцу Николай Михайлович Решетовский был юристом (7). Потомственный дворянин, он родился не позднее 1844 г., службу начал в 1868 г. (8), 1 января 1902 г. получил чин действительного
