Масси прав, думая, что Пруст испытывал тогда патетическое желание "сделаться лучше, заслуживать и быть достойным", и что его сердце, склонное к состраданию и кротости, не всегда чуждалось мысли о некоем нравственном долге. Более того, можно сказать, что он никогда не был ей чужд: "Возможно, только в жизни по-настоящему порочной, - пишет Пруст, - нравственный вопрос может ставиться со всей его тревожной силой. И этому вопросу художник дает разрешение не в плане своей реальной жизни, но в плане того, что для него является жизнью подлинной, разрешение главное, литературное. Как отцы Церкви, сами будучи добродетельными, часто начинали с того, что познавали людские пороки и извлекали из этого свою личную святость, великие художники, сами будучи людьми дурными, пользуются своими пороками, чтобы установить всеобщее нравственное правило..." Всякая осуждаемая любовь будет заражена в книгах Пруста угрызениями совести и стыдом. Можно оценить, насколько он изменился годам к двадцати, читая его отбеты на те же вопросы, которые уже задавались ему в тринадцать лет. Новый текст еще не изобличает никакого ожесточения, никакой горечи, но тревогу, скрытые сожаления, ненасытную потребность в нежности и необоримые влечения:
"Главная черта моего характера? - Потребность быть любимым, а точнее, я гораздо больше нуждаюсь в том, чтобы меня ласкали и баловали, нежели восхищались мной.
Качество, которое я хотел бы видеть в мужчине? - Женское очарование.
Качество, которое я предпочитаю в женщине? - Мужские достоинства и верность в дружбе.
Что я больше всего ценю в моих друзьях? - Когда они нежны ко мне, если их личность достаточно прекрасна, чтобы придать большую ценность этой нежности.
Мой главный недостаток? - Не умею, не могу "хотеть".
Мое любимое занятие? - Любить.
Моя мечта о счастье? - Боюсь, она недостаточно возвышенна; я не осмеливаюсь ее высказать, а высказав - разрушить.
Что было бы для меня самым большим несчастьем? - Не знать ни моей матери, ни бабушки.
Кем бы я хотел быть? - Собой - таким, каким меня хотели бы видеть люди, которыми я восхищаюсь.
Страна, где бы я хотел жить? - Та, где некоторые желанные мне вещи осуществились бы как по волшебству - и где неясность всегда была бы разделенной. (Подчеркнуто Прустом.)
Мой любимый цвет? - Красота не в красках, а в их гармонии.
Мой любимый цветок? - Ее цветок - а затем все остальные.
Моя любимая птица? - Ласточка.
Мои любимые прозаики? - Сегодня Анатоль Франс и Пьер Лоти.
Мои любимые поэты? - Бодлер и Альфред де Виньи.
Мой любимый литературный герой? - Гамлет.
Моя любимая литературная героиня? - Федра (вычеркнуто Прустом). Береника[35]
Мои любимые композиторы? - Бетховен, Вагнер, Шуман (sic).
Мои любимые художники? - Леонардо да Винчи, Рембрандт.
Мои герои в реальной жизни? - Господин Дарлю, господин Бутру.
Мои героини в истории? - Клеопатра.
Мои любимые имена? - У меня только одно зараз.
-Что я ненавижу больше всего? - То, что есть во мне плохого.
Исторические характеры, которые я больше всего презираю? - Я не настолько образован.
Ратный подвиг, которым я больше всего восхищаюсь? - Моя добровольная военная служба.
Реформа, которой я больше всего восхищаюсь? - (На этот вопрос Марсель Пруст не ответил).
Какой дар природы я бы хотел получить? - Волю и обаяние.
Как бы мне хотелось умереть? - Лучшим - и любимым.
Каково мое нынешнее умонастроение? - Скучно думать о себе, чтобы ответить на все эти вопросы.
К каким недостаткам я снисходительнее всего? - К тем, которые понимаю. (Подчеркнуто Прустом.)
Мой девиз? - Я бы слишком боялся, что он принесет мне несчастье.[36]
НЕЛОВКИЙ ВОИН
Он пошел в армию досрочно, в 1889 году, чтобы успеть воспользоваться действовавшим последний год правом добровольца служить всего двенадцать месяцев. Его отправили в Орлеан, в 76-й пехотный полк, где, благодаря одному "интеллигентному" полковнику, то есть чувствительному к гражданским достоинствам и доступному для рекомендательных писем, не слишком страдал от разрыва между семьей и казармой. На одном довольно жалком портрете он изображен плохо одетым пехотинцем в мешковатой шинели, в похожей на цветочный горшок фуражке, под козырьком которой оказались погребенными его прекрасные глаза персидского принца. Роберу де Бийи, будущему послу, служившему тогда артиллеристом в Орлеане, выправка и речь Пруста показались далекими от армии настолько, насколько это только возможно: "У него были огромные вопрошающие глаза, а фразы любезны и гибки. Он говорил со мной о господине Дарлю, своем преподавателе философии в Кондорсе, и благородные мысли, которыми обменивались в этом правобережном лицее, показались бывшему зубриле из Лавочки Луи[37] новинкой, может быть, достойной презрения, а может, кто знает, и возвышенной..." Зачисленный в учебное подразделение из шестидесяти четырех человек, в списке успеваемости он значится шестьдесят третьим. Хороший ученик Пруст оказался не блестящим солдатом. Однако он не жаловался и даже сам удивлялся, что так хорошо переносит эту новую жизнь.
Марсель Пруст своему отцу (23 сентября 1889 г.): "...Я совсем не плохо себя чувствую (кроме желудка), нет даже той общей меланхолии, причиной которой - по меньшей мере поводом, следовательно, оправданием - в этом году стала разлука. Но мне крайне трудно сосредоточить свое внимание, чтобы читать, учить наизусть, запоминать. Имея крайне мало времени, я обращаю к тебе сегодня лишь это краткое свидетельство моих постоянных и нежных "дум о тебе". До завтра, дорогой мой Папочка, напомни обо мне дорогому поэту, твоему соседу, и повергни меня к стопам госпожи Казалис... Вообрази себе, что, к великому возмущению Дербонов[38], кабурские горничные, завидев традиционного "солдатика", слали ему тысячи поцелуев. Это мне в отместку за покинутых мною горничных [39]. И я наказан, да позволит мне господин Казалис привести строчку одного из самых прекрасных его стихотворений: "За то что презрел цветы их грудей нагих". Бесконечно тебя целую.
Твой сын Марсель Пруст"?[40]
Госпожа Адриен Пруст Марселю: "Наконец-то, родной мой, прошел месяц, осталось съесть лишь одиннадцать кусочков пирога, в котором один-два ломтика придутся на отпуск. Я придумала для тебя способ скоротать время. Возьми одиннадцать плиток шоколада, который ты так любишь; скажи себе, что будешь съедать по одной лишь в последний день каждого месяца, и сам удивишься, как быстро они тают, и твоя ссылка вместе с ними..."
