Фактически Василий Шуйский создал в лице зарайского воеводы живую занозу для любых бунтовских сил на юге России.
Зарайск довольно высоко стоял среди воеводских назначений. Любопытно, что в прежние времени местным гарнизоном ставили командовать иных блистательных русских полководцев — князя Семена Ивановича Микулинского и князя Дмитрия Ивановича Хворостинина.
Без сомнений, зарайское воеводство — и почетное, и хлопотное.
А это идеально подходит к характеру князя Пожарского.
Если царствование Василия Шуйского в целом — время перелома в служилой карьере Пожарского, когда он превратился из заурядного стольника в видного воеводу, то за месяцы, проведенные князем на воеводстве в Зарайске, произошла иная, более яркая перемена. Она связана с личностью Дмитрия Михайловича.
До Зарайска поведение князя ничуть не выделялось на фоне поведения таких же, как он, третьестепенных аристократов, малозаметных царедворцев. Он ничем не отличался от прочих стряпчих, стольников, жильцов, окольничих и воевод Московского государства. Дмитрий Михайлович показал смелость и воинское искусство, но это добродетели всего военно-служилого класса. Их воспитывали в русской знати с детства. Кто оказывался начисто их лишенным, тот выглядел странным человеком. У кого их набиралось побольше, тому следовало уважение и государевы награды. Но и во втором случае — ничего необычного. Хорош молодец! Вот и всё.
Пожарский был верен своему государю в эпоху, когда верность оказалась вещью неудобной и стеснительной. Но за Шуйского стояли многие, к 1610 году Смута не успела до такой степени развратить умы, чтобы измена, комфортная и прибыльная, сделалась нормой. Изменять стало легче, укоры за измену слышались реже, но «прямая» и честная служба все еще оставалась для многих идеалом.
В том-то и состоит значение тех лет, когда правил Шуйский! Государя Василия Ивановича ругали современники, скверно отзывались о нем и потомки. Но он был последним, кто отчаянно стоял за сохранение старого русского порядка. При нем еще жило Московское государство, каким создал его величественный XVI век — с твердо определенными обычаями и отношениями меж разными группами людей, с прочной верой, со строго установленными правилами службы, с почтением к Церкви, с фигурою государя, высоко вознесенной над подданными. Этот порядок, истерзанный, покалеченный, со страшно кровоточащими ранами, все же находил себе защитников. Сам царь, интриган и лукавец, проявлял недюжинный ум, энергию и отвагу, отстаивая его. Может быть, твердость Шуйского, не до конца оцененная по сию пору, оказалась тем фундаментом, без которого выход из Смуты был бы найден позднее и при больших потерях. А то и не был бы найден вовсе… Шуйский отчаянными усилиями очень долго задерживал Россию на краю пропасти. Он хранил то, что его же знать беречь уже не хотела. И его твердость многих воодушевляла.
Пока царь стоит под стягом, сражение еще не проиграно…
Василий Иванович был «выкликнут» на царство группой его сторонников после свержения Лжедмитрия I. Его венчал на царство не патриарх, а всего лишь один из архиереев — по разным данным, то ли митрополит Новгородский, то ли митрополии Казанский. Он не мог решить проблем, стоящих перед страной, поскольку решением их могло стать лишь ужасающее кровопускание, смерть крови буйной и мятежной, в изобилии текущей по сосудам страны, да еще покаяние народа в грехах с последующей переменой ума. Но он был — прямой царь, делавший то, что и положено делать русскому православному государю. Его поддерживала Церковь — в том числе святой Гермоген, патриарх Московский. Василий Иванович происходил из семейства своего рода «принцев крови», занимавших очень высокое место при дворе московских государей, поэтому его претензия на престол была полностью обоснованной. Он знал, что все самозванцы — липовые, поскольку видел когда-то труп истинного царевича Дмитрия. Он дрался с самозванцами и поддерживающими их поляками. Он делал правильное дело, хотя и делал его с необыкновенной жестокостью. Впрочем, делать его в ту пору иначе было до крайности трудно…
В таких условиях стоять за царя означало: стоять за старый порядок. По большому счету, вообще за порядок. Но это еще — нормальный человеческий выбор. А вот стоять так, чтобы жизнь свою поставить на кон, — совсем другое дело. Тут надо было выработать в себе идеал какой-то гражданской святости, когда преданность при любых обстоятельствах, преданность до конца, преданность, за которую, если потребуется, надо платить всем, становится стержнем человеческой личности. А время сему идеалу прямо противоположно! И, значит, придется идти против времени. Самой трудной дорогой изо всех существующих. Это уже не сословная добродетель, этому не научить, этого не воспитать. До такого надо возвыситься. Такое состояние личности ставит ее выше общепринятых норм. Личность сама становится образцом, из которого общество берет новую норму.
Подобным образцом Пожарский становится в Зарайске. Именно там он поднимается выше времени, выше современного ему общества. Там он испытывается на прочность несколько раз и с честью выдерживает испытание.
Весной 1610 года, будучи на воеводстве в Зарайске, Дмитрий Михайлович дал отпор буйной толпе изменников, желавших сдать город Лжедмитрию II. Запершись в крепости и не пустив туда стихию измены, Пожарский выстоял, а потом принудил бунтовщиков к покорности.
Ему пришлось проявить большое мужество, поскольку обстоятельства складывались против него.
В апреле 1610-го скончался блистательный полководец князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Именно ему правительство государя Василия Ивановича было обязано серьезным улучшением своих позиций. Он крепко тряхнул поляков и «тушинцев». Располагая целой армией, он добился побед более масштабных, нежели Пожарский. Правда, польский король Сигизмунд III открыто вмешался в московские дела и вошел на территорию России с корпусом вторжения, поскольку поддержку Скопину оказали шведы — первейший враг Польши. Но для Сигизмунда это была формальная причина. На самом деле враждебные действия короля объясняются проще: его обнадеживали московская партия сторонников польской власти. На Михаила Васильевича возлагались большие надежды. Как военачальник он мог бы организовать успешный отпор и «Тушинскому вору», и королевской армии. Но его настигла скоропостижная кончина.
Царю Василию Ивановичу князь приходился родней. Однако вину за смерть князя Скопина многие возложили на семейство государя. Мол, завидовали. Мол, боялись, что молодой полководец заявит претензии на трон…
