В то время как Лефорт ехал в Россию, до него доходили тревожные слухи об изменениях, произошедших в стране за время его отсутствия: о смерти царя Федора Алексеевича, провозглашении царем десятилетнего Петра, последовавшем затем стрелецком бунте, сопровождавшемся кровавой расправой со сторонниками Нарышкиных, о провозглашении царями-соправителями сразу двух братьев, Ивана и Петра, и возвышении царевны Софьи, ставшей подлинной правительницей России. Софья происходила из семейства Милославских, а представители этого рода отличались крайней нелюбовью к жителям Немецкой слободы. Все это могло перечеркнуть честолюбивые намерения Лефорта. Однако он оказался верным своему обещанию продолжить службу в этой стране, тем более что здесь его ожидала супруга. Впрочем, к тому времени, когда он прибыл в Слободу, смута закончилась и в стране наступило успокоение. Друзья уверили его, что, несмотря на перемены в государственном управлении, он вполне может надеяться на продолжение успешной карьеры. Тем более что ему по-прежнему покровительствовал ставший теперь всесильным князь В.В. Голицын.
Значительную часть пути Лефорт проделал вместе с датским посланником в Россию фон Горном. В Смоленске он оставил его, взяв на себя поручение известить Посольский приказ о прибытии посланника. Главой Посольского приказа был князь В.В. Голицын. Лефорт поспешил явиться ему, был принят и получил приказание немедленно ехать к Горну и состоять при нем в качестве пристава до тех пор, пока Горн не получит аудиенции у царей Ивана и Петра. 19 октября Горн был представлен царям; Лефорт присутствовал на аудиенции и был допущен к целованию рук обоих царей.
В те годы влияние князя Василия Васильевича Голицына значительно возросло. Будучи фаворитом царевны Софьи, он во многом определял политику правительства.
Едва ли не самую обстоятельную характеристику князю Василию Васильевичу дал француз Невиль, автор знаменитых «Записок о Московии»: «В тот же день (когда стрельцы прекратили сопротивление. — Н.П.) князь Василий Васильевич был возведен в звание великого канцлера и временщика, или временного государственного министра, т. е. правителя государства на известное время. Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он хорошо говорит по-латыни и весьма любит беседу с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам он не пьет водки, а находит удовольствие только в беседе.
Не уважая знатных людей по причине их невежества, он чтит только достоинства и осыпает милостями только тех, кого считает заслуживающими их и преданными себе. Канцлер начал свое управление строгим следствием над виновными стрельцами, казнил главных зачинщиков бунта и сослал других… Окончивши это важное дело, князь взял себе места, которые оказались свободными вследствие гибели многих во время смут, и между прочим место начальника Иноземского приказа, т. е. управления войсками, устроенными на иностранный манер, как то: солдатами, кавалерийскими и драгунскими полками… Одним словом, все управления, бывшие до сих пор в руках у бояр сенаторов, которые в состоянии были препятствовать временщику или временному первому министру, как они говорят, в его предприятиях, были заменены людьми простыми, так как князь Голицын желал иметь подчиненных, а не товарищей.
Такое самовластие возбудило против Голицына великую ненависть знатных людей, когда они увидели себя лишенными преимуществ и принужденными раболепствовать перед ним, чего не бывало при его предшественниках…»{26}
Франц Лефорт имел возможность оценить благосклонность к себе князя Голицына. Один за другим последовали повышения в чине. 29 июня 1683 года, в день именин Петра I, ему было пожаловано звание майора, а 29 августа, в день именин царя Ивана, — подполковника (или «полуполковника», как тогда говорили).
Надо отметить, что оба пожалования были получены в тот год, когда Франц Яковлевич не располагал возможностью отличиться в каком-нибудь деле. Пожалования стали наградой за его обаяние и следствием благорасположения к нему князя В.В. Голицына. Благоволил Лефорту и близкий родственник В.В. Голицына князь Борис Алексеевич Голицын, бывший в то время главой Казанского приказа и «дядькой» (воспитателем) Петра L
Долгое бездействие томило Лефорта. К тому же он страстно мечтал о чине полковника, сулившем ему не только материальные выгоды, но и большую самостоятельность. В 1685 году князь Б.А. Голицын предложил ему отправиться в Казань с полком в тысячу человек, но дело затянулось. В письме брату Ами Франц Яковлевич писал даже о возможности отправиться походом …в Китай: «Сей поход продолжится 5 или 6 лет… Перед отъездом меня бы сделали полковником. Однако уповаю достигнуть реченного чина, лишь бы судьба мне благоприятствовала». Вместо Казани или Сибирского похода Лефорту пришлось вновь поехать на Украину в качестве батальонного командира; он имел несколько стычек с татарами, а затем получил предписание вернуться в Москву.
Лефорт достиг уже немалых высот. Он пользовался значительным авторитетом в Немецкой слободе, вращался в кругу дипломатов и сановников. В Слободе в то время постоянно давались праздничные обеды и пиры, на которых присутствовали и русские вельможи, в том числе князь В.В. Голицын. Лефорт был непременным их участником, иногда и сам устраивал празднества. Он обзавелся собственным домом в Слободе и держал его открытым для посещений. Это обходилось очень недешево. 20 марта 1686 года он жаловался брату Ами: «…Наши князья (бояре. — Н.П.), старые и молодые, оказывают мне честь своими более нежели частыми посещениями. Даже когда меня не бывает дома, они не преминут покурить и попить у меня, как будто я и не отлучался. Дом мой очень им нравится, и я могу сказать по справедливости, что другого, лучше устроенного, здесь нет»{27}.
К тому же году относится происшествие, не доставившее Лефорту никакой радости. 2 октября он подал в Посольский приказ челобитную, в которой жаловался на то, что ночью «во дворишко ко мне, холопу вашему, приходили воровские люди и в хоромишки ко мне разбоем ломились и погребишко мой у меня на дворе пограбили и покрали». Одного из воров он поймал и привел в съезжую избу, но там должного допроса пойманному не учинили. Лефорт прочил «того вора роспросить про мои покраденные животы и про воровской их приезд ко мне… и про его товарищев, таких же воров».
Пойманный назвался «гулящим человеком», поляком по национальности, Юшкой Семеновым, работавшим по найму у торгового иноземца Петра Сиверса; на улице, близ дома Лефорта, он оказался случайно, так как отправился разыскивать своего хозяина. Был допрошен и П. Сивере. Его показания подтвердили ошибку Лефорта: «И октября в 1-м числе поехал он, Петр, из двора своего в гости гулять и приказал человеку своему Юшке себя ввечеру искать. И он, Юшка, ходил его искать и наехал де на него, Юшку, подполковник Франц Лефорт и поймал ево, Юшку, на улице неведомо за что без поличного и привел ево в съезжую избу, называет ево вором, а воровства за ним… Юшкою никакова не бывало, и не знает». 8 октября Юшка Семенов был отпущен из съезжей избы под расписку
