Среди присутствующих, конечно, был и мой отец, вначале дрожащий от волнения, но бесконечно счастливый после концерта.
Для меня этот концерт вылился, осмелюсь сказать, в опьяняющий успех, достигший своего апогея, когда я исполнила каватину из «Севильского цирюльника» и вместе с тенором Макнец дуэт из «Дон Паскуале».
В сентябре Барбара Маркизио, дав последние напутствия, проводила меня в Милан. Она направила меня к своей любимой племяннице Маргерите, дочери ее сестры Карлотты Маркизио. Маргерита незадолго до этого вышла замуж за Карло Клаузетти, директора известного музыкального агентства «Рикорди». Благодаря этому я могла с полным основанием считать себя «в надежных руках».
VII. Упадешь на сцене — жди удачи
Маргерита, дочь Карлотты Маркизио и художника Косселли, в детстве оставшись сиротой, нашла приют в доме тетки, где и прожила, окруженная любовью и заботой вплоть до своего счастливого замужества. Умная, добрая, красивая, находчивая, наделенная высокими душевными качествами, Маргерита была типичной венецианкой. Ко мне она всегда относилась с нежностью, и ее советы и наставления были для меня многие годы путеводной звездой.
Карло Клаузетти, муж Маргериты, возглавлял в то время крупное музыкальное агентство «Рикорди». Неаполитанец по происхождению, элегантный, настоящий синьор по манерам и поведению, музыкант в подлинном смысле слова, он был человеком замкнутым. Его единственной страстью был театр, оперный театр, и он жил только ради него. Глубокая дружба связывала Клаузетти с Джакомо Пуччини и другими крупными композиторами того времени. В музыкальных и театральных кругах Милана Карло Клаузетти несомненно был признанным авторитетом.
Синьора Клаузетти, можно без преувеличения сказать, заменила мне мать. Благодаря рекомендации Барбары Маркизио она встретила меня очень радушно и с первых дней моей жизни в Милане поддерживала добрыми советами. Помню, я впервые предстала перед ней в дешевеньком платьице, выглядевшем, однако, довольно претенциозно из-за нелепо торчащего воротничка, в узеньком пальто и высоких кожаных сапожках.
Было это в октябре, шел уже не первый месяц войны, станции и составы, особенно в районе Венето, были битком набиты солдатами. Несмотря на военную атмосферу, в Милане, в отличие от Венеции, на долю которой выпали тогда наиболее тяжкие испытания, жизнь кипела по-прежнему.
Прибыв в Милан, я поселилась у тетушки Рины Сачердоти, которая вместе со своим мужем Марко жила на окраинной улице Пиолти де Бьянки.
Маргерита Клаузетти тут же постаралась устроить мне пробу. Вначале я спела перед маэстро Винья, но нужно было добраться до верхов, попасть к музыкальным богам «Ла Скала».
Благодаря все той же Маргерите Клаузетти меня согласились послушать Маринуцци, Паницца и Туллио Серафин. Как не помянуть добром этих крупных музыкантов, которые помогли мне сделать первые шаги и затем утвердиться в оперном мире. Наконец я переступила порог и агентства «Рикорди». Невозможно описать, с каким ужасом я ждала встречи с синьором Тито Рикорди, который представлялся мне неумолимым тираном. И вот в январе 1916 года со мной впервые был подписан контракт! Я чуть не сошла с ума от счастья. Контракт на целых три месяца! С театром «Ла Скала»! Десять лир в день! Я пела, танцевала, смеялась, плакала — словом, буквально обезумела от радости!
Я уже говорила, что на десять лир и в те времена особенно разгуляться нельзя было. Они приблизительно соответствовали нынешним пяти-шести тысячам лир. Интересно знать, кто из первоклассных певцов согласился бы в наши дни выступать за столь мизерное вознаграждение. Правда, сейчас тон задают знаменитые исполнители эстрадных песенок, которые требуют за свои концерты баснословные деньги.
Для моего дебюта в «Ла Скала» мне была поручена партия Белоснежки в новой опере композитора Цандонай — «Франческа да Римини». Роль эта была не главной, но довольно трудной, ведь предстояло петь с хором и исполнить сложный дуэт с Франческой.
Наконец-то я на подмостках величайшего в мире оперного театра! В моем безмерном счастье мне представлялось, что опера написана только для меня.
Моими партнерами были Роза Райза, которая встретила меня с искренней симпатией, знаменитый тенор Аурелиано Пертиле, баритон Денизе, Ванда Феррарио в роли самаритянки и другие превосходные артисты. Дирижером и концертмейстером был Джино Маринуцци, достигший расцвета своей славы.
Зима была очень суровой, но я являлась на репетиции минута в минуту, чем обязана нашему Пизоне. Этот Пизоне уже целых сорок лет был своего рода знаменитостью театра. Грузный и весьма живописный Пизоне служил возчиком в «Ла Скала» и пользовался большой популярностью среди артистов. Он правил каретой, запряженной парой лошадей, предоставленной дирекцией театра в распоряжение певцов, дабы они, надежно защищенные от непогоды, без опоздания прибывали на репетиции и спектакли. Так как я жила на самой окраине, Пизоне приходилось выезжать заранее и сильно удлинять свой маршрут.
Подъехав к моему дому, он сигналил рожком и неизменно ворчал:
— Угораздило же вас поселиться у черта на куличках, — когда в центре квартир и гостиниц не оберешься. Ну поторопитесь, мы и так опаздываем.
На репетициях «Франчески да Римини» я очень огорчалась тем, что вездесущий Тито Рикорди, весьма внимательный, энергичный, властный, словно вовсе не замечал меня и не удостаивал мою персону ни единым взглядом. Я чувствовала себя униженной и поделилась своей обидой с синьорой Клаузетти. Милая Маргерита стала уговаривать меня не расстраиваться из-за такого пустяка. Но после моих настойчивых просьб однажды заговорила об этом с «тираном». Тито Рикорди лишь пожал плечами и с грубоватой простотой сказал, показав на меня рукой:
— Так ведь она рождена для сцены.
Я сразу успокоилась.
И вот настал день премьеры. На сцене и в артистических уборных царило лихорадочное возбуждение. Элегантная публика, заполнившая все места в зрительном зале, с нетерпением ждала, когда поднимется занавес; маэстро Маринуцци подбадривал певцов, которые нервничали и очень волновались. А я, я… ничего не видела и не слышала вокруг; в белом платье, белокуром парике… загримированная с помощью моих партнеров, я казалась себе воплощением прекрасного.
Наконец мы вышли на сцену; я была самой маленькой из всех. Смотрю широко раскрытыми глазами в темную пропасть зала, вступаю в нужный момент, но мне кажется, что голос не мой. Да к тому же подвела неприятная неожиданность.
Взбегая вместе со служанками по ступенькам дворца, я запуталась в своем слишком длинном платье и упала, сильно ударившись коленом. Я ощутила острую боль, но тут же вскочила. «Может, никто ничего и не заметил?» Я приободрилась, а тут, слава богу, и акт кончился.
