Он поднимает глаза и, видя, что никому нет решительно никакого дела до того, услышит он этот голос или нет, повторяет тот же вопрос громче.
Режиссер (строгим тоном, так как это был такой вопрос, на который действительно следовало отвечать). «Неужели я никогда не услышу его голоса?»
О, тут музыкальная реплика, м-р П. Записали вы это? Мисс *** (сценическое имя жены антрепренера) поет в этом месте песню за сценой.
М-р П. Нет, я сейчас запишу. Как это?.. «не услышу его голоса» (записывает на одном из обрывков бумаги, которые валяются перед ним на сцене). А вы выбрали что петь?
Режиссер О, здесь нужно что-нибудь жалобное. Все равно, что бы ни петь, только бы разжалобить публику. Что вы хотите взять, милочка?
Жена антрепренера (которая только что кончила бутылку вина вдвоем с другой актрисой). О, старую песню, знаете ли: «Мой милый дом, мой дом родной».
Первый Любовник (шепотом комику). Как, она будет петь?
Комик. Да, ведь она всегда поет.
Первый Любовник. Ах, ты…!
Жена антрепренера поет под аккомпанемент скрипки первую строфу песни: «Мой милый дом, мой дом родной».
Первый Старик. «Ах, этот голос — м-м — он напоминает мне прошлое — м-м-м — бездомный странник осушиться (идет через сцену и отворяет воображаемую дверь). Бедный ребенок — м-м-м — я старик — м — жены нет дома — вернется и — м — бесприютная сирота.»
Жена антрепренера. Будет ли тут бенгальский огонь?
Первая Старуха (про себя). О, да осветите вы ее бенгальским огнем! Ей хочется распустить себе косу.
Режиссер. Разумеется, милочка. Вот в этом углу будет печка, а в ней красный бенгальский огонь.
Жена антрепренера. Ну, вот это хорошо. Я хотела только знать. Как это там было… «бесприютная сирота». О, тут у меня идет длинный монолог, знаете ли: «Я видела это прежде во сне… играла здесь, когда была ребенком».
Первый Старик. «Милое дитя — как странно, твое лицо напоминает мне о — м-м-м — была твоих же лет.»
Режиссер (перебивая). Тут все время надо играть медленно.
Первый Старик (продолжая). «Никогда, после этой ночи — м — золотистые — не думаю, чтобы она умерла.»
Дирижер пиликает на скрипке, затем пауза, во время которой является на сцену Первая старуха.
Первая Старуха (не двигаясь с места и подавая реплику так неожиданно, что все вздрагивают). «Прижать тебя к груди моей.»
Жена антрепренера. «Матушка!» — Что, опять — ревматизм?
Первая Старуха. Опять! Да он и не думал проходить, черт его дери! — «Дитя мое!»
Дирижер пиликает из всех сил на скрипке.
Первый Старик. Где я должен быть?
Режиссер. Налево, в глубине сцены.
Жена антрепренера. Мы обнимаемся влево от центра. «Слышен стук в дверь.»
Режиссер (проходя по сцене). «Это я»[5]. Обнимайтесь подольше: это картина. Вы и миссис *** будете стоять тут и обниматься, а старичок будет стоять там, в углу, когда я отворю дверь. Для этой сцены потребуется дождь и ветер, запомните это.
Бегающий по сцене плотник (во все горло). Джим! В последней сцене первого действия дождь и ветер.
С колосников слышится хриплый и притом сердитый голос, выражающий искреннее желание, чтобы все убирались к черту.
Режиссер (который всегда читал свои монологи, ничего не пропуская и таким тоном, как будто бы он повторял таблицу умножения). «Меня преследуют. Моя жизнь в опасности. Спрячьте меня от этих людей, которые следуют за мной по пятам. Чу! Вот они. Слава Богу, они пробежали мимо. Я спасен. А, кто это такое здесь? Черт возьми, какое счастье выпало мне нынче ночью. Сэр Генри поблагодарит меня за то, что я возвращу ему эту заблудшую овечку. Пойдем со мной, маленькая беглянка», — Тут, сопротивление. — «Нет, не сопротивляйся мне, а то всем будет худо». Я вас схватываю. Мы боремся. «Пойдем же, говорю, со мною. Пойдем, говорю».
Первая Старуха. «Умри!»
Скрипка пиликает.
Режиссер (подождав с минуту, громко). Умри!
Первый Старик. Прошу извинения. Я не слыхал (ищет в своей роли и не может найти того места, которое ему нужно).
Жена антрепренера. Ему бы следовало носить с собой слуховой рожок.
Первый Старик. «М-м-м — Бог даст мне силу — м — могу нанести удар.» (Замахивается тростью на режиссера).
Слышен страшный стук молотков в глубине сцены; все актеры труппы, громко выражают свое неудовольствие, за исключением Первого Старика, который не слышит этого стука и преспокойно продолжает репетицию один.
Режиссер (в ярости). Перестаньте стучать! Перестаньте стучать, говорю!
Стук продолжается.
Джим (который только того и ждет, чтобы с кем-нибудь поссориться). А как же это нам работать без стука, желал бы я знать?
Режиссер (с неудовольствием). Разве вы не можете работать в другое время?
Джим (с сердцем). Нет, мы не можем работать в другое время! Что же вы думаете, что мы будем сидеть тут всю ночь!
Режиссер (кротко). Но, любезный мой, как же нам, при таком стуке, продолжать репетицию?
Джим (в ярости). Я знать не хочу ни вас, ни вашей репетиции! Это меня совсем не касается! Я делаю свое дело; я занимаюсь не чужим делом! Мне нечего указывать, как мне работать!
В продолжение следующих десяти минут его красноречие льется бурным потоком и во все это время стук молотков не прекращается. Режиссер сознает свое бессилие и репетиция оканчивается. После этого поток красноречия у Джима иссякает.
Жена антрепренера (уже после окончания репетиции). А что, не прорепетировать ли нам опять эту последнюю сцену, только позы?
После этого проходят еще две или три минуты, затем Режиссер говорит:
— Мы все втроем боремся и направляемся к двери. — «Отойди, старик! Я не хочу сделать тебе вреда!» — Я вас отталкиваю. — «Отойди, или я тебя убью»! — Это надо сыграть хорошенько. — «Кто смеет удержать меня»? (Обращаясь к комику-буфф) — Тут будет в музыке пауза, и вы должны выйти на сцену. Вы знаете мимику.
Комик (выступая вперед). «Конечно, я, и я это сделаю» (говорит ирландским наречием).
