Владимир Кизель - Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда.

Честь команды «Cпартака» поддержана! 

На следующий, 1953 год мы снова все вместе. Месяц отдается работе в альплагере «Шхельда» с разрядниками, это учебная работа и хорошая тренировка ― мы водим их на окружающие вершины, а Абалаков, как всегда, поддерживает хорошую тренировку.

Затем приступаем к спортивным восхождениям.

Команда существует уже много лет: шла не просто серия восхождений, вырабатывались собственная техника передвижения, собственная тактика и, главное, формировался и выращивался коллектив со своей моральной атмосферой, своими устоями и неписанными этическими правилами отношений такая атмосфера исключала склоки и ссоры и это, наверное, оставило в каждом из нас больший след, чем иные рекорды. Надо отдать должное Абалакову, он не был умелым администратором, хозяйственником ― «доставалой», но в альпинистских группах умел как-то сразу, без команд и окриков ввести всех в работу и установить атмосферу дружбы и доверия. Это выходило как-то само собой. Хозяйственные задания не давались, а перечислялось необходимое и кто-то просто брался за одно, другой ― за другое. И на привалах обычно не было дежурств: кто-то разводил примус, кто-то шел за водой и т.п. Голос он не повышал никогда. Хороший начальник не тот, кого боятся, но тот, перед которым бывает стыдно.

В списке команды появлялись новые имена ― входила молодежь из разрядников альплагеря, конечно, некоторые мелькали на одно восхождение, а иные входили в костяк команды. И сами «коренные» члены команды взрослели, изменялся подход к восхождениям, чувствовали себя в горах не пришлыми авантюристами в экзотической стране, но в своей среде.

Романтика первых стенных восхождений как-то померкла, сменилась деловитым чувством спорта ― пройти, настоять на своем, еще проявить себя перед самим собой. Ведь романтика подобна горизонту ― видна вдали, а войдя в то красивое облако, видишь туман.

На этот раз времени было не так много, Виталий предложил северную стену старого знакомого ― пика Щуровского, еще в 1947 году он с опаской на нее поглядывал. Всегда выбирались первопрохождения ― это ведь самое интересное в альпинизме и самое ценное, каждое первопрохождение приносит что-то новое. Но после десяти прохождений маршрута, когда становится известно, как обойти жандарм и где непрочные скалы, где хорошо заночевать, вершина становится чем-то вроде гимнастического снаряда. Пошли Виталий, автор, Ануфриков и Буслаев, Леонов, Филимонов и веселый давнишний инструктор «Шхельды», немножко беззаботный Иван Лапшенков (у Аркина, Чередовой, Боровикова заканчивались отпуска).

Маршрут при наблюдении оказался камнеопасным, причем не «умолкал» и ночью. Восхождение было под вопросом, но выручил день непогоды, выпало порядочно мокрого снега, а потом ударил холод, непрочные камни смерзлись и мы быстрым броском прошли нижнюю камнепадную часть. Маршрут оказался трудным (Виталий счел его намного сложнее своего же северо-западного маршрута 1947 г.) ― было много обледенелых скал (возможно из-за той «причуды погоды»), пришлось вытерпеть две сидячие ночевки.

Погода ясная, можно вспомнить мудрость эвенков ("проснувшись, хорошо увидеть звезды над головой, как подобает мужчине"). Когда вышли на вершину, небо закрыла мертвенно-синяя туча. На спуске с Ушбинского плато по ледопаду нас прижала новая мощная снеговая буря -пришлось засесть в палатки, холод и усталость не давали спать. Виталий читал стихи С.Есенина, вышла на поверхность спрятанная глубоко под кожей лиричность ― он любил стихи и знал много их, чувствовал четко «душу» и ритм их. Странно звучал Есенин среди льдов, под шум бурана...

Мы потратили много времени на учебную работу. Кончались отпуска, кончалось лето ― приходилось уезжать, вспоминая горы.

Мы прибыли в горы рано, когда свежо зеленела трава, кое-где лежал еще нестаявший снег, впереди было все веселое лето. День шел за днем в суматохе сборов, походов, а когда вещи уже сложены к отъезду, в ожидании машины остался непривычно спокойный день. И мы вдруг заметили, что солнце уже нежаркое, трава на склонах побурела и пожухла, опаленная солнцем, и сухо шуршит под осенним ветром.

На вершинах кругом белоснежные весной снега потаяли, стали серыми в потеках камней, а теперь на них ложится тонкий кружевной узор свежего осеннего снега. Лето прошло.

По ущельям теперь прокрадутся разведчиками хмурые туманы, потом поползут низкие тяжелые тучи, цепляясь за утесы. А там уже помчится по ущельям волчьим гоном белая метель ― придет зима. До свиданья, горы, до следующего лета! Из Нальчика двинулся наш поезд на Москву.

Темнота покрыла окна, замкнув нас в тесном купе, стучат колеса и слышны гудки далеких паровозов. Виталий вспоминает родную тайгу и рассказывает о сибирских тропах.

За это восхождение на первенстве Союза мы получили первое место по классу технически сложных. Всесоюзный спорткомитет наградил нашу команду переходящим призом имени заслуженного мастера спорта Е.М. Абалакова.  

Подошел сезон 1954 года. Снова месяц работы в альплагере «Шхельда». Абалаков собирает совет.

В этом году появилось много конкурентов, особенно грозным стал СДСО «Буревестник» под руководством Кирилла Кузьмина ― надо было выбирать достаточно сложный маршрут. Остановились на северной стене Дыхтау. На нее смотрели уже давно. Заранее договорились о транспорте от селения Карасу. Машина мчит нас вдоль реки Урвана, у поселка Бабугент, где нас встречает заказанная бричка с двумя ишаками, мы узнаем, что взыгравшая река Черек сорвала оба моста впереди. Мы знаем, что на Безенги есть обходная дорога: по верху левого хребта идет тропа, выводящая на перевал Карасу, на старую вьючную дорогу из Нальчика в Безенги. Для этого пути транспорта было мало. Двое, одевшись поприличнее, пошли к директору Бабугентского лесозавода: «группа научных работников следует в верховья ущелья Безенги для поиска некоторых… ну, вы понимаете,… ископаемых». Для этого был откомандирован возчик Леонид с парой волов и телегой. Обход был большой тратой времени и сил, но он оказался так хорош, что мы смирились. Дорога от Бабугента идет вверх, под навесом гигантских буков. Мы словно идем по храму, купол которого ― зеленая, просвеченная солнцем, как руки ребенка, листва. В довершение торжественности впереди едет на осляти ― то бишь на ишаке ― наш наблюдатель Овагим, армянин ― репатриант, обучавшийся чуть ли не в Милане, поет «Аве ― Мария». Идиллия длилась недолго, лесная дорога не просохла от дождей, транспорт увязает ― мы тянем, тащим, толкаем (послав Валю Чередову вперед, дабы она не слышала необходимых технических терминов). Распадается до молекулярного уровня телега Леонида (другой возчик знакомит нас с родословной людей, делающих такие телеги), снова тянем и толкаем ― и вот выходим на плоскогорье с цветами по пояс на просторных лугах.