Но если мы обратимся к роману, то увидим, что куда большую горечь у его автора вызывает осознание собственной неприспособленности к здешней жизни, никчемность тех знаний, что он получил на родине. И эта горечь вполне объяснима. Он отправился в Новый Орлеан с надеждой обрести в Новом Свете то положение, которое соответствовало полученному им образованию и которое он не смог занять в Старом. Но и здесь его диплом выпускника колледжа оказался невостребован. Рутерфорд мог иронизировать по этому поводу и продолжать вести жизнь, подобающую джентльмену. У Майн Рида такой возможности не было, и он был вынужден искать работу.
Можно представить, какие усилия прилагал будущий писатель в ее поисках. Едва ли мы ошибемся, утверждая, что он просматривал объявления в газетах, обращался к новоорлеанским знакомым, к землякам — тем, кто покинул родину раньше его и уже как-то приспособился к здешней жизни. С большой долей вероятности можно также предположить, что и сам он давал объявления в газетах, предлагая услуги школьного или домашнего учителя. К сожалению, газеты, выходившие тогда в Новом Орлеане, большей частью не сохранились. В тех, что доступны, таких объявлений немало, но у автора нет оснований утверждать, что какое-либо из них могло принадлежать Майн Риду. Как бы там ни было, но места, которое соответствовало бы уровню его образования, ему найти не удалось. «Полгода я храбро грешил. Теперь я был полон раскаяния и хотел исправиться, — повествует Рутерфорд. — Я даже охотно поступил бы на службу. Но вся моя школьная премудрость, которая не помогла сберечь мне кошелек, была теперь бессильна пополнить его вновь. Во всем этом кипучем городе я не мог найти занятия, к которому был бы пригоден». В этих словах — отзвуки реальной ситуации, в которой очутился молодой человек. Но, в отличие от литературного героя, его прототип нашел работу.
Годы спустя, уже состоявшись как писатель, Майн Рид не любил вспоминать о том, чем он занимался в Новом Орлеане. Очень лаконично — буквально парой строк — упоминает об этом опыте в своих воспоминаниях и его вдова. Ее можно понять: едва ли этим опытом стоило гордиться. Майн Рид устроился работать в один из торговых домов Нового Орлеана. История не сохранила его названия, но это и не слишком важно. Таких торговых домов в то время — период экономического бума — было множество. При всем великом разнообразии в названиях и масштабах этих фирм, их деятельность в основном сводилась к нехитрой операции: они закупали крупные партии товаров, а затем перепродавали эти товары мелким оптом. Разница между ценой покупки и продажи и составляла доход фирмы.
Должность Майн Рида называлась «комиссионер», то есть «уполномоченный представитель фирмы, имеющий процент с дохода от операций». Однако это не совсем соответствовало тем функциям, которые он исполнял, и тому участию, которое он принимал в доходах предприятия, поскольку процентов с продажи не имел, а находился на фиксированном окладе. По сути, он был клерком в фирме, но его должностные обязанности были довольно разнообразны: он получал и передавал товары, оформлял документы, занимался поиском потенциальных продавцов и покупателей, участвовал в торгах и аукционах.
В те времена в Новом Орлеане практически не было торговых домов, которые специализировались на определенных группах товаров. Покупали и продавали все, что могло принести прибыль: сахар-сырец, табак, хлопок с плантаций Луизианы и Миссисипи, кукурузу и пшеницу из Огайо, Индианы и Теннесси, виски и окорока из Кентукки, пушнину, которую доставляли из Западных территорий; ткани и промышленные товары из Англии и Голландии, вина и парфюмерию из Франции и Италии и, конечно, крупные и мелкие партии рабов.
Американская исследовательница Джоан Стил в своей книге утверждает, что Майн Рид оставил должность после того, как отказался наказывать рабов, препорученных ему для продажи на одном из аукционов. Эту версию активно поддерживали и советские биографы писателя. К сожалению, данное утверждение не находит подтверждения. Да и едва ли оно могло соответствовать действительности. Комиссионер лишь выставлял товар на продажу, следил за ходом торгов и за тем, чтобы документы купли-продажи были оформлены верно. Наказание рабов не могло входить в его компетенцию — для этого существовали специальные люди — надсмотрщики (как правило, они — во всяком случае, со стороны продавца — обычно находились тут же — на месте совершения сделки). Для него как для комиссионера рабы были таким же товаром, как, например, кипы хлопка, ящики табака, копченые окорока, бочки с солониной или бренди. В то же время описание продажи рабов с плантации Безансонов в «Квартеронке», подготовки и самого процесса торгов доказывает, что автор не только наблюдал, но и сам (и, скорее всего, неоднократно) принимал участие в этой процедуре. Другое дело, что Майн Рид не мог относиться равнодушно к позорному действу.
Впрочем, как показывает внимательное прочтение этого и других «американских» романов писателя, его отношение к рабству как институту не было столь уж однозначным. Он, безусловно, порицал его, искренне сочувствуя «человеку с черной кожей, имевшему несчастье родиться в США», и полагал такое положение позорным для свободной страны.
«Чем мы можем восхищаться здесь, — восклицал он, — на полях Юга, покрытых золотистым сахарным тростником, султанами кукурузы и белоснежным хлопком? Чем восторгаться в этих прекрасных домах, окруженных оранжереями, среди цветущих садов, тенистых деревьев и тихих беседок? Все это создано потом и кровью рабов!» «Черный человек здесь раб, — продолжал он, — и три миллиона людей его племени находятся в таком положении. Мучительная мысль! Но горечь ее смягчает сознание, что в этой обширной стране все же живет двадцать миллионов свободных и независимых людей. Три миллиона рабов на двадцать миллионов господ!» Майн Рид утверждал, что рабство в современной ему Америке — зло и позор для демократического государства, но допускал мысль, что доброе и ответственное отношение белых господ к людям с черным цветом кожи (подобное, например, тому, что имело место быть на плантации Безансонов) способно стать спасительным компромиссом при современном положении вещей.
Очевидно, что он был довольно далек от набиравшего тогда в Америке силу аболиционизма — движения за отмену рабства в США. Его отношение к положению американских негров было весьма далеким от радикализма. Он порицал рабство, впрочем, как любой либерально мыслящий человек своего времени. И, как любой либерал, к чернокожим невольникам Майн Рид относился вполне патерналистски: в его романах мы не встретим негра, чей интеллектуальный уровень можно было уравнять с интеллектом белого — даже «самого плохого» белого. Для писателя, как и для подавляющего большинства его современников, превосходство белой расы над чернокожими (краснокожими, желтолицыми) очевидно и не подлежит обсуждению. Оно присутствует а priori.
