— Вот, товарищ полковник, привел консервированных фашистов! — с улыбкой доложил он, указав автоматом на позеленевших от холода чужестранцев, с тревогой смотревших на нас. Они переступали с ноги на ногу, ежились в своем легком одеянии.
— Это почему же консервированных?
— Мы их извлекли из силосной ямы под сараем. От них и сейчас несет силосом, — улыбаясь, ответил моряк.
Пленных допрашивал сам комбриг. Он примостился на паперти под тяжелыми кирпичными сводами церкви, где находилось немало наших бойцов. Переводчиком был начальник химической службы Н. А. Будрейко. Сам он сибиряк, окончил Московский университет и хорошо знал немецкий язык. Накануне войны был преподавателем в Тихоокеанском высшем военно-морском училище. Моряки обступили пленных. Им хотелось увидеть теперь уже «битых» фрицев, узнать, как они себя будут вести. А с «битых», оказывается, еще не слетела полностью спесь. На все вопросы гитлеровские молодчики, хотя дрожа и заикаясь, отвечали с нахальством. Они, мол, сдались русскому «генералу» — морозу. А потеплеет, растает снег, русским капут. Пойдут танки, машины.
В ответ на это комбриг попросил переводчика сказать хорохорившимся воякам:
— Летом мы докажем, что у фашистов есть не только танки, но и пятки, и они могут красиво сверкать.
Тогда один из пленных, явно заискивая, сказал:
— Не знаю, победим мы или нет, но мы научили вас, русских, воевать.
Теперь уже комиссар Бобров, присутствовавший на допросе, попросил переводчика объяснить гитлеровцу:
— Мы победим, и в том сомнений нет, и вас, фашистов, отучим воевать.
Достойная отповедь комиссара понравилась всем нашим бойцам, но она явно не пришлась по вкусу гитлеровскому офицеру. Он стал упрямо твердить:
— Рус капут! Москва капут!
Выведенный из терпения комбриг распорядился увести пленных. Повелительные нотки в голосе комбрига возымели магическое действие. Пленный офицер вдруг заговорил на чистом русском языке. Он оказался весьма откровенным и сделал ценное признание:
— Наш полк в бою за Языково, — сообщил он, — понес огромные потери. Я командую ротой с начала войны. За все время рота потеряла пятьдесят человек, а за последние три дня боев в моей роте из двухсот человек осталось шестнадцать солдат и два офицера…
Я хорошо понимал, что командование не похвалит меня за такие потери, и искал смерти… Но попал в плен. Последние два дня были самыми черными днями нашей части. Ваших солдат с моря мы боимся как огня.
После опроса пленного Безверхов, обращаясь к своим бойцам, сказал:
— Это хороший признак, раз фашистские офицеры заговорили и, тем более, заныли. Значит, наша берет! Дайте время — то ли еще будет! — И, повернувшись к Боброву, спросил: — Так, товарищ комиссар?
— Так, товарищ комбриг, так, дорогие товарищи, — посмотрел комиссар на моряков. — Не все гитлеровцам резвиться — придется и отчитываться! Взгляните еще раз на этих фашистских вояк. «Холодно… Какой ужасный климат!» — твердят они. Морозу приписывают наш успех. Лжецы! Не только от холода их трясет, но и от страха. Они смелы, боец, когда пытают твоих детей, когда ругают мать твою, охотятся за твоей сестрой или женой. Но их приводят в чувство твоя смелость и храбрость, бросает в дрожь твоя ненависть и беспощадность к убийцам. Удвоим, утроим наш удар по фашистам. Заведем счет уничтоженных и захваченных в плен гитлеровцев. И будем множить этот счет от боя к бою, от сражения к сражению! Так, как это уже делают советские воины, очистившие от врага Ростов-на-Дону, как поступают моряки, отстаивая Севастополь.
Когда демаскируют белые халаты
На другой день батальоны майора Тулупова, капитана Матвеева и подразделение лыжников взяли еще три деревни: Гончарово, Борнсово и Семенково. Гитлеровцы так поспешно отступали, что не успели эвакуировать раненых. В Борнсове они сожгли свой лазарет. На месте пожара было обнаружено около двух десятков обгоревших трупов.
Наши подразделения подошли вплотную к Ольгову с задачей взять село и отрезать гитлеровскому гарнизону в Яхроме путь к отступлению. Но командование противника, стремясь сорвать наш замысел и одновременно взять реванш за предыдущее поражение, подтянуло из резерва свежие силы и спешно ввело их в бой.
Командир батальона 71-й отдельной морской стрелковой бригады капитан Ф. М. Матвеев.
Комбинированной атакой пехоты, танков, артиллерии и авиации фашисты рассчитывали вернуть утраченные позиции.
Морские пехотинцы стойко и мужественно встретили врага. Артиллеристы, минометчики, истребители танков и стрелки дерзко и умело уничтожали наступавших гитлеровцев, их технику.
Четверо суток без передышки вели бой моряки.
На атаку эсэсовцев они отвечали решительной контратакой. Борнсово и Гончарово трижды переходили из рук в руки, дело доходило до рукопашных схваток.
При наступлении врага на Борнсово путь ему преградила рота лейтенанта Ф. П. Исаева. Ей было приказано задержать врага во что бы то ни стало.
Получив такую задачу, рота заняла снежные окопы, отрытые накануне у околицы, и приготовилась к обороне. Исаев разместил свой КП в погребе на краю деревни и установил наблюдение за противником. Показались танки, за ними немцы наступали цепью в несколько рядов. «Один, два… шесть, семь», — насчитал Исаев. Впечатление было такое, будто катятся волны, которые вот-вот захлестнут все живое. Последняя цепь только появилась из укрытия, а первая уже карабкалась на пригорок у Борнсова. Быстро приближались танки. Лейтенант решил не обнаруживать преждевременно свои боевые порядки.
— Без команды огня не открывать! — распорядился он. — Пусть подойдут ближе!
Медленно текут минуты. Бойцы, лежащие в окопах, уже слышат рев моторов, лязг гусениц. В этот момент из глубины обороны открыла огонь наша артиллерия.
— Пора! — крикнул лейтенант, подняв красный флажок — условный сигнал начала действия.
Заговорили наши пушки, пулеметы. Однако вражеские танки и следовавшие за ними пехотинцы не замедлили своего движения. Командир миномета старшина 2-й статьи Петр Рудаков метко посылал мины в самую гущу гитлеровцев. На снежном поле появились неподвижные серо-зеленоватые точки. Мины Петра Рудакова достигли цели.
Вот только ни одного танка долго не удавалось поджечь. Но тут командир орудия, в прошлом комендор минного заградителя «Теодор Нетте», старшина 1-й статьи Виктор Макеенок первым выкатил свою пушку для стрельбы прямой наводкой. Сам стал к прицелу. Тремя снарядами он превратил в факел передний танк. Командир расчета Исаков поджег второй. Два танка бойцы подбили из противотанковых ружей. Остальные вражеские машины повернули назад. За ними крались, уползая, словно раненые змеи в ущелье, серые тени гитлеровцев.
