Во всяком случае, renoi или rebeu (чернокожий или араб) из пригородов с таким же успехом мог пойти посмотреть достопримечательности Парижа, с каким в XIX в. житель предместья Сен-Марсо пошел бы прогуляться в предместье Сен-Жермен. Для мальчика из пригорода Париж был одной из больших железнодорожных станций или «Форум-дез-Аль», где французские мальчишки и девчонки тратили тысячи евро на дизайнерскую одежду и компакт-диски, принимали наркотики и прилюдно целовались, как будто у них не было братьев, которые могли бы их высматривать, и как будто они не знали, что такое соблюдение приличий.
Известно было также, что Париж чрезвычайно опасен. В день, когда один марокканский мальчишка получил свой первый аттестат, он отправился в Париж навестить свою тетушку. Он был арестован на Лионском вокзале и избит четырьмя полицейскими в камере, а затем освобожден без предъявления обвинения. Каждый мог рассказать похожую историю. Полицейские могли остановить молодого человека на улице, заставить его снять джинсы и оскорбить его семью или то, что они считали его религией. Иногда они делали вид, что собираются убить его, или хватали его за гениталии и говорили вещи, которые, вероятно, были написаны где-то в полицейском уставе: «Тебе нравится, когда с ними забавляются, ведь так, педик? Давай, покажи своим друзьям, какой ты плакса!» Такое случалось и в пригороде, но там, по крайней мере, было ощущение общности с другими, себе подобными, и там были места, куда полиция никогда не заглядывала.
Поэтому они и побежали сломя голову, когда услышали сирены, и поэтому запаниковали, когда поняли, что вторая машина подъезжает к пустырю с другой стороны.
Пустырь круто уходил под уклон на юг. Там были мягкие кучи земли, куда повалились деревья, словно пытались убежать. Когда-то здесь добывали гипс, а потом здесь появилась городская свалка. А до этого он принадлежал аббатству Клиши. Они стояли где-то над старыми кельями аббатства, в магическом месте, которое любила посещать мадам де Севине (1б2б—1б9б, французская писательница, автор самого знаменитого во Франции эпистолярного романа «Письма», автор афоризма «Чем больше я познаю людей, тем больше люблю собак». – Пер.). В 1672 г. она написала отсюда дочери: «Мне тяжело видеть этот сад, эти аллеи, маленький мостик, улицу, луг, лес, мельницу и кусочек пейзажа и не думать о моей дорогой девочке».
Они поспешили в гущу деревьев и нашли край пустыря, отмеченный бетонной стеной. По другую сторону стены находился огороженный участок, полный металлических конструкций и зданий без окон. За ним стоял ряд домиков с аккуратными садиками перед ними и защитными воротами вдоль улицы Аббэ. Лаяли соседские собаки, возбужденные сиренами и вспыхивающими огнями. Мальчикам было слышно потрескивание полицейских радиостанций всего в нескольких метрах. Подъехала по крайней мере еще одна машина, и пустырь казался окруженным. Оставалось только лезть через стену. На ней были предостережения – как и везде в пригороде: череп со скрещенными костями, какая-то надпись и поднятая черная рука, которая была похожа на сделанный по трафарету рисунок-граффити. На другой вывеске было изображено карикатурное лицо с волосами в виде зигзагов молний. Они взобрались на стену, слишком напуганные, чтобы беспокоиться о ее высоте, и спрыгнули с другой стороны.
Два кольца кабелей окружали Город Света – один на расстоянии двадцати одного километра, другой – шестнадцати километров от центра. И хотя никто никогда не пойдет смотреть на них, эти два огромных кольца так же важны в истории Парижа, как и стены и крепостные валы, обозначающие этапы расширения города. Внешнее кольцо несет напряжение 400 тысяч вольт. Внутреннее кольцо, которое доходило в 1936 г. до Клиши-су-Буа, несет напряжение 225 тысяч вольт. Во Франции эта двойная конфигурация для Парижа уникальна. Если что-то случится с одной подстанцией, какое-то количество электроэнергии можно будет получить со следующей подстанции, и таким образом Парижский регион, потребляющий одну пятую всего электричества, используемого во Франции, оказывается защищенным от прекращений подачи электроэнергии.
Трое мальчишек нашли себе убежище на подстанции Клиши, которая уменьшает входящее напряжение до 20 тысяч вольт и подает его в распределительную сеть. Сначала они попытались открыть дверь в главное здание, но она была заперта. Тогда они перелезли через ворота и оказались на обнесенной стеной площадке; они отошли как можно дальше от ворот: если полицейские попытаются войти, они еще смогут спрятаться за одним из трансформаторов.
Боуна и Зьед стояли на одном краю огороженной площадки, а Мухиттин на другом. Уже не было никакой надежды добраться до дому к шести часам. Самое лучшее было дождаться, когда полицейские уедут. Прошло десять минут, потом еще десять. Полицейские сидели в машинах, а синий свет мигалок цеплял деревья. Они разговаривали с диспетчером в Ливри-Гарган: «Да, Ливри, мы засекли местонахождение двух человек; они пытаются залезть на объект EDF (Electricite de France)». – «Повторите конец сообщения…» – «Да, я думаю, что они направляются на объект EDF. Лучше пришлите помощь, чтобы мы могли окружить это место». – «Хорошо, понял». В какой-то момент было слышно, как один из полицейских сказал: «S’ils rentrent sur le site EDF, je ne donne pas cher de leur peau». («У них никаких шансов»; буквально: «Немного я дал бы за их шкуры, если они зайдут на объект EDF».)
Четыре машины и одиннадцать полицейских заняли позиции вокруг территории подстанции. Никто не позвонил в электрическую компанию или пожарную команду. Мальчики зашли на подстанцию приблизительно в половине шестого. В 12 минут седьмого один из них – Боуна или Зьед – поднял руки, сделав жест отчаяния или нетерпения, надеясь на чудо или пытаясь сбросить нервное напряжение. Вполне вероятно, что к этому моменту полицейские уже покинули место действия, так как никто не доложил о яркой вспышке света, которая поплясала над стенами и исчезла.
Двадцатью часами раньше министр внутренних дел посетил северо-западный пригород Аржантёй после наступления темноты. Это был преднамеренно провокационный визит. Местные юнцы бросили в него несколько камней, которые отлетели от поспешно подставленных охраной щитков. Какая-то женщина окликнула министра с балкона высотного дома и спросила, собирается ли он что-то делать с racaille[42]. Телевизионная камера показала министра, глядящего вверх на балкон. На мгновение его загородила бритая голова мальчишки, который прыгал вокруг, пытаясь сделать так, чтобы его ухмыляющееся лицо попало на экраны телевизоров. Затем министр агрессивно ткнул пальцем через плечо и сказал женщине на балконе: «Вы хотите, чтобы кто-то избавил вас от этих шаек подонков, не так ли?.. Мы избавим вас от них».
