Русские армии хотели захватить сразу оба моста. Шестьдесят тысяч человек, хорошо одетых, хорошо питавшихся и хорошо вооруженных, нападали на восемнадцать тысяч полуголых, умиравших с голода людей, разделенных рекою, окруженных болотом и, наконец, стесненных более чем пятьюдесятью тысячами отставших, больных или раненых и огромным багажом. А тут еще последние два дня морозы были такие жестокие, что Старая гвардия потеряла треть солдат, а Молодая — половину.
Однако маршал Виктор задерживал Витгенштейна весь этот день 28-го. А Чичагов был разбит. Маршала Нея и его 8 тысяч французов, швейцарцев и поляков было достаточно против 27 тысяч русских!
Атака адмирала была медленной и слабой. Его пушки расчистили дорогу, но он не решился последовать за своими ядрами и войти в проход, сделанный ими в наших радах. Были ранены Удино, Домбровский и Альбер; вскоре та же участь постигла Клапареда и Косиковского. Но тут появился Ней; он послал через лес на фланг этой русской колонны Думерка с кавалерией, который набросился на нее, взял две тысячи человек, изрубил остальных и этой яростной атакой решил исход сражения, которое сначала велось нерешительно. Чичагов, разбитый Неем, был отброшен к Стахову.
Большинство генералов 2-го корпуса было ранено, многие офицеры брали оружие и занимали место своих раненых солдат.
Среди потерь этого дня была особенно заметна потеря молодого Ноайя, адъютанта Бертье. Пуля уложила его наповал. Это был один из тех достойных, но слишком пылких офицеров, которые не щадят себя.
Во время этого сражения Наполеон, во главе своей гвардии, оставался в резерве в Брилях, охраняя доступ к мостам и находясь между двумя армиями, но ближе к армии Виктора. Этот маршал, атакованный в очень опасной позиции силами, в четыре раза превосходившими численность его армии, уступил врагу очень незначительно. Правый фланг его корпуса был защищен рекой и поддерживался огнем батареи, которую император установил на противоположном берегу. Его фронт был защищен оврагом, но левый фланг не имел поддержки.
Первая атака Витгенштейна была произведена только в десять часов утра 28-го со стороны Борисовской дороги и вдоль Березины, по которой он пробовал подняться до переправы; но правое французское крыло остановило его и долго удерживало вдали от мостов. Тогда Витгенштейн, развернув силы, ударил во фронт Виктора, но без успеха. Одна из его боевых колонн хотела перейти овраг, но была настигнута и уничтожена.
Лишь к середине дня русский генерал заметил свое превосходство и обошел левое крыло французов. Всё было бы потеряно, если б не усилия Фурнье и не самоотверженность Латур-Мобура. Этот генерал переходил со своей кавалерией по мостам. Заметив опасность, он тотчас же вернулся назад. Со своей стороны Фурнье, во главе двух полков гессенцев и баварцев, бросился в атаку; правое русское крыло, уже торжествовавшее победу, остановилось; оно нападало — он заставил его защищаться, и три раза неприятельские ряды были прорваны.
Ночь наступила раньше, чем 40 тысяч русских Витгенштейна смогли разбить 6 тысяч солдат Виктора! Этот маршал остался хозяином студенских высот, защитив к тому же от русских штыков мосты, но у него не было сил скрыть их от артиллерии русского левого крыла.
В течение всего этого дня положение 9-го корпуса оставалось тем более критическим, что единственным путем к отступлению для него был один непрочный и узкий мост; да еще проход ему загородили обозы и отставшие. По мере того как разгоралась битва, ужас этих несчастных еще больше увеличивал беспорядок в их рядах, и эта огромная толпа, собравшаяся на берегу, перемешавшаяся с лошадьми и повозками, представляла невероятное нагромождение. Около полудня в середину этого хаоса упали первые неприятельские ядра: они стали сигналом к всеобщему отчаянию!
В это время, как часто случается при необычайных обстоятельствах, сердца открываются нараспашку, так и мы были свидетелями как бесчестных деяний, так и благородных поступков. Одни, решительные и взбешенные, прочищали себе дорогу с саблей в руке. Многие прокладывали для своих повозок еще более мрачный путь и гнали их сквозь эту толпу несчастных, которых они безжалостно давили. В своей отвратительной жадности они жертвовали товарищами по несчастью, чтоб только спасти свой обоз. Другие, охваченные ужасом, плакали, умоляли и падали на землю, так как страх истощил их силы. Чаще всего это были больные или раненые, и снег вскоре должен был стать их могилой!
Между льдинами видны были женщины с детьми, которых они, уже захлестнутые водой, утопая, продолжали коченеющими руками держать надо льдом!
Среди этого ужасного беспорядка мост для артиллерии подался и провалился! Напрасно старалась пробраться назад колонна, вступившая на этот узкий мост: шедшие сзади люди, не зная об этом несчастий и не слыша криков передних, толкали их вперед и сбрасывали в бездну, в которую, в свою очередь, летели и сами.
Тогда все направились к другому мосту. Множество громадных ящиков, тяжелых повозок и артиллерийских орудий стекалось туда со всех сторон. Направляемые своими возницами, быстро катясь по крутому и неровному спуску, среди массы народа, они сметали несчастных, неожиданно попавших под колеса; целые ряды потерявшихся людей, наткнувшись на это препятствие, падали и были раздавлены массой других несчастных, которые беспрерывно всё прибывали и прибывали!
Таким образом эти волны несчастных перекатывались друг через друга; слышались только крики боли и бешенства! В этой ужасной свалке, опрокинутые и задыхавшиеся, люди бились под ногами своих товарищей, за которых они цеплялись ногтями и зубами. А те безжалостно отталкивали их, как врагов.
Среди них жены и матери напрасно душераздирающими голосами звали своих мужей и детей, которых в одно мгновение они безвозвратно потеряли; они протягивали к ним руки, они умоляли расступиться, чтобы можно было пробраться к ним; но, подхваченные толпой, раздавленные этой человеческой волной, они падали, и их даже не замечали. Среди этого ужасного шума, бешеной метели, пушек, свиста пуль, взрывов гранат, проклятий, стонов эта беспорядочная толпа даже не слышала плача поглощаемых ею жертв!
Наиболее счастливые перешли через мост, но — по телам раненых, женщин, опрокинутых детей, которых они давили ногами. Прибыв, наконец, к узкому выходу, они считали себя спасенными, но и тут какая-нибудь павшая лошадь, сломанная или сдвинувшаяся доска останавливали всех. А дальше, по выходе с моста, на другом берегу, было болото, в котором завязло много лошадей и повозок, что снова затрудняло движение…
