Шолохов этого писателя очень невзлюбил. Ему от вёшенца и после войны не раз доставалось в речах. Речь об И. Г. Эренбурге. Но отдаю ему должное: благородно поднялся выше личных обид. В своих воспоминаниях нашел место Шолохову: «Очень честный человек, не умевший лгать и не выносивший двойного счета…»
…Доброе событие. Генерал Ортенберг пригласил полковника Шолохова в редакционный конференц-зал, чтобы прилюдно вручить медаль «За оборону Москвы». Ее учредили только в мае 1944 года.
Как раз в это время Гитлер отдал приказ о создании фольксштурма (поголовная мобилизация). Призвал панически к оружию и старых, и младых — от 16 до 60 лет: «Известному стремлению наших еврейско-интернациональных врагов к нашему тотальному уничтожению мы противопоставим тотальное использование всех германцев».
Декабрь. В Москву с первым визитом прибыл глава движения «Сражающаяся Франция» и Временного правительства генерал Шарль де Голль. Он вызывает искренние симпатии у всех антифашистов тем, что поднял страну против оккупации и не особенно рассчитывал на западных союзников. Они ему тоже мало доверяли.
В Москве иное: заинтересованные переговоры и доверительные беседы. Сталин устроил будущему президенту Франции даже представительный прием. И Шолохов был приглашен. Здесь он, кстати, познакомился с несколькими храбрыми летчиками-асами из авиаполка «Нормандия — Неман».
…Наши войска в наступлении. В июне освобождены Петрозаводск и Выборг, в июле — Минск, Вильнюс и Львов, вступили в Польшу, в августе освобожден Каунас и пересечена граница Восточной Пруссии. В сентябре советский солдат был у стен Варшавы и перешел границы Болгарии и Югославии. В октябре проведены успешные операции в Риге, Белграде и Закарпатской Украине…
Шолохов просится в те войска, путь которых лежит в Пруссию.
Дополнение. Как немцы оценивали роман «Они сражались за родину»? В ФРГ почти 15 лет роман замалчивали. В 1959-м в одном солидном журнале вдруг печатается статья одной эмигрантки с немецким псевдонимом. Увы, не погнушалась клеветать. «Наполнен животной ненавистью не только к врагам, но и к советским солдатам…» — писала она об авторе. Будто в ответ в столице ГДР появится статья с выразительным заголовком: «Они сражались и за нас»: «Советские люди жертвовали в те годы кровью и жизнью за свою Родину и за нас».
Долгие десятилетия в ФРГ не издавался и рассказ «Наука ненависти».
Глава пятая
1945: ПОБЕДНАЯ ТЕЛЕГРАММА
Казалось бы, конец войны совсем рядом, но победа не приходит без все новых жертв.
Шолохов в Вёшках — работает над продолжением военного романа далеко от Москвы, чтобы ничто не отвлекало.
Вёшки — Киев — Кенигсберг
3 января у младшей — Маши — день рождения. Радость!
Через неделю совсем другое в сердце. Осмотрелся, с райкомовцами пообщался и пришел в ужас. Плохи дела в районе. Поредели ряды районщиков. Лугового, к примеру, перевели с повышением в обком. Плохо то, что во многих колхозах нет хороших руководителей. Шолохов шлет письмо на Украину Плоткину (с верой, что годы образумили былого председателя колхоза, как помним, прототипа Давыдова, — уж очень крут был с людьми): «Людей работающих в Вёшках — мало, а дела — до чертовой матери! Не думаешь ли бросить свое директорство и переезжать на Лебяжий? Я лично был бы рад видеть тебя в наших краях, да и колхозники о тебе вспоминают частенько. Собирайся-ка к весне, да махай в родные края, что ты на это скажешь?..» Плоткин в ответ ссылается на свое киевское начальство — мол, не отпускает. Шолохов каким-то образом связался со Сталиным. Из Вёшек уходит телеграмма с пометкой «Молния»: «Товарищ Сталин разрешил тебе работать Вёшенском районе. Немедленно выезжай. Выезд телеграфь. Привет. Шолохов, Луговой». Но вышла осечка — отказался Плоткин снова становиться Давыдовым.
23 февраля 1945 года скончался Алексей Толстой. Шолохов не мог не выразить своих скорбных чувств. Через день в «Правде» появилась его статья «Могучий художник»: «…все в строгих и взыскательных руках Толстого обретало искрящиеся жизнью краски и поражало своей почти осязаемой, скульптурной выпуклостью, могучим мастерством истинного художника…» Выделил военную публицистику: «В тяжелые для Родины дни, когда гитлеровцы рвались к Москве, Толстой, верный сын разгневанной России, исполненный глубокой веры в свой народ, воскрешал перед советскими людьми историческую славу русского прошлого, заветы наших великих предков… И становится по-человечески грустно, что он не дожил до дня окончательной нашей победы, которая так близка».
В день похорон Шолохов примчался в Москву, чтобы попрощаться с Толстым. Даже выступил с проникновенной речью.
В марте Шолохов получил указание от газеты быть на Третьем Белорусском фронте. Взглянул на карту — она подсказывала, где будут главные бои: Тильзит! Пиллау! Прейсиш-Эйлау! Кенигсберг! Названия, известные еще из истории войны с Наполеоном и той войны, которую он описывал в первой книге своего «Тихого Дона».
Наступление начиналось по ранней весенней распутице на десятый день пребывания военкора на этом фронте… Странные для русского солдата в марте дожди. Каково будет пехоте; непроглядные туманы и низкие тучи… Каково летчикам? Каково танкам преодолевать тягучие прусские при такой погоде зыби-хляби? Кто-то из офицеров признался Шолохову, что ему вспомнился «Тихий Дон» с описанием такой же погоды еще в ту, империалистическую, войну с германцем: «С неба сочилась дождевая мгла. Люди шли промокшие, озлобленные… Лошади тащили четырехколки, хрипя и налегая так, что запененные морды едва не касались грязи…» (Кн. 2, ч. 4, гл. III).
Сорок дней и ночей длилось это сражение. И все-таки советский солдат сломил оборону врага — она теперь не больше 15–25 километров в глубину. Велики потери врага: 220 тысяч погибших и 60 тысяч плененных. Командующий фронтом маршал Василевский дал приказ атаковать ту группировку, которая с отчаянием обреченных оборонялась к юго-западу от Кенигсберга. Журналисту рассказали, что немецкое командование убеждено: город неприступен. Надежный укрепцентр: четыре дивизии, несколько отдельных полков и батальонов, три оборонительные позиции с заминированными подходами, фортами, могучими крепостными стенами, доты, дзоты, подземные ходы, четыре тысячи орудий, сотня с лишним танков, 170 самолетов… И прославленная немецкая дисциплина, подкрепляемая еще не до конца сломленным чувством, что надо спасать свой фатерлянд от «русских диких орд».
