Испанцу Гравине Вильнёв велел с двенадцатью линейными кораблями держаться на ветре от основного флота, чтобы быть в готовности подать помощь атакованной части союзного флота. Свой флаг Вильнёв велел поднять на 84-пушечном "Буцентавре".
— Теперь моя очередь нанести оскорбление Наполеону: или своей победой, или своим поражением, — грустно сказал он капитанам. — И хотя живем мы в революционной и безбожной Франции, положимся во всем на Господа!
Глава двадцать первая
ТРАФАЛЬГАР: ПОСЛЕДНИЙ ТРИУМФ
Флаг вице-адмирала Нельсона вот уже два года развевался над 104-пушечным "Виктори". По воспоминаниям современников, к августу 1805 года Нельсон был на грани полного нервного истощения. Ему нужен был хотя бы краткий отдых.
— Чувствую, что еще одно зиму в море я не переживу! — в минуты откровения говорил он своему любимцу, капитану "Виктори" Томасу Харди.
Эмме в те дни он писал со всей откровенностью: "Моя дорогая, любимая Эмма, очень, очень болен твой бедный, милый Нельсон. После двух лет изнурительной погони так злишься, что не поймал врага". Вскоре слухи о плохом состоянии Нельсона дошли и до Адмиралтейства. Несмотря на всю сложность обстановки, лорды Адмиралтейства решили дать Нельсону передышку. Вскоре он уже вскрывал пакет с сообщением, что вице-адмирал красного флага Нельсон в порядке старшинства произведен в чин вице-адмирала белого флага, высший чин среди вице-адмиралов. Это было серьезное повышение, за которым следовал чин полного адмирала. Одновременно в письме Нельсону предлагалось убыть в отпуск для поправки здоровья. Нельсон, разумеется, уговаривать себя не заставил. В это время он в очередной раз упустил Вильнёва, который укрылся в Тулоне. Нельсон повернул свои корабли к Гибралтару. Там он впервые за два года ступил на твердую землю. Быстро сдав дела Роберту Кальдеру, Нельсон с первой же оказией поспешил в Англию, чтобы как можно скорее увидеть любимую Эмму.
19 августа 1805 года в Портсмуте его уже встречала восторженная толпа. Всю ночь больной и измученный Нельсон гнал лошадей и на рассвете был уже в Мертоне.
За время отсутствия Нельсона Эмма преобразила Мертон до неузнаваемости. Для этого у нее хватило и терпения, и вкуса, и денег. Несколько дней Нельсон наслаждался покоем в кругу семьи, а затем начались визиты друзей и родственников. Несколько раз в Мертон наведывался даже принц Уильям, проживавший неподалеку с любовницей и прижитыми от нее детьми. Из воспоминаний лорда Минто: "Я приехал в Мертон в субботу и увидел Нельсона, который как раз садился обедать в кругу своей семьи. Здесь были его брат-священник, жена брата миссис Нельсон, их дети и ребенок одной из сестер. Леди Гамильтон сидела во главе стола, противоположный конец занимала мамаша Кадоган. Меня приняли радушно. Адмирал выглядел превосходно и был в хорошем настроении; его речь ободряла в те невеселые времена. Леди Гамильтон сделала в доме и усадьбе такие изменения и дополнения, что все выглядело великолепно. Нельсон совершенно об этом не знал, он увидел уже результат. Ничего не скажешь, эта женщина — умная бестия. Их обоюдная страсть не утихает".
В те дни Эмма начала претворять в жизнь свои жизненные планы. Однажды она как бы между прочим сказала:
— О, как хотелось бы мне подписываться Эмма Нельсон! Ведь это так красиво звучит!
В другой раз намеки были еще прозрачнее:
— Ах, если бы хоть один час пробыть твоей законной супругой, то потом я бы с радостью умерла.
Нельсон был в восхищении от сказанного и долго целовал Эмме руки.
За время своего отпуска Нельсон несколько раз выбирался в Лондон, где встречался с премьер-министром Уильямом Питтом. Однорукого вице-адмирала всюду узнавали и приветствовали, люди были счастливы, если им удавалось дотронуться до его одежды. И снова предоставим слово лорду Минто: "Сегодня я встретил адмирала среди народа на Пиккадилли и, взяв его под руку, оказался вместе с ним в толпе. В самом деле, это так трогательно — видеть то удивление, восхищение, уважение и любовь… которыми он окружен, а главное — видеть, как и знатные, и простые люди выражают все эти чувства сразу же, как только его узнают. Этого не смогла отобразить ни одна пьеса или поэма".
Вскоре Нельсон при всей своей любви и популярности стал уставать от слишком назойливого внимания. Эмма же, наоборот, была счастлива.
1 сентября 1805 года в Мертоне проездом появился капитан Генри Блэквуд. Новости, которые он рассказал, были неутешительными. Вильнёв увеличил состав своего флота сразу на полтора десятка линкоров, однако вместо того чтобы следовать на север в Брест для прикрытия десанта, завернул в испанский Кадис, где соединился с испанским флотом.
— Судя по всему, грядут решающие события! — подвел итог Блэквуд. — Не сегодня-завтра вся эта франко-испанская армада двинется на север, и тогда настанет пора для наших пушек.
— Кажется, мой отпуск подошел к концу! — покачал головой Нельсон. — Можете не сомневаться, Блэквуд, скоро я устрою порку месье Вильнёву.
Проводив Блэквуда, Нельсон принялся вышагивать по дорожкам сада, которые в шутку называл своей палубой. Увидев его озабоченность, подошла леди Гамильтон:
— Что тебя беспокоит? Изобразив улыбку, Нельсон ответил:
— Ничего, я вполне счастлив, потому что окружен семьей и здоровье мое улучшилось с тех пор, как я на суше…
Уже все поняв, Эмма покачала головой:
— Я не верю тебе, ты жаждешь воевать, и если французов разгромит кто-нибудь другой, ты будешь несчастлив. Эту победу ты должен получить хотя бы как награду за свою двухлетнюю погоню по всем морям. И как бы мы ни горевали в разлуке, ты должен предложить Адмиралтейству свои услуги. После победы ты вернешься, и мы уже никогда не расстанемся.
— Храбрая Эмма! — поцеловал он ее. — Если бы таких, как ты, было больше, было бы больше и Нельсонов.
В тот же день он написал рапорт, прося восстановить его в должности командующего эскадрой, блокирующей Кадис. Рапорт был немедленно удовлетворен морскими лордами.
Затем Нельсон отправился в Лондон. В своем дневнике он записал: "Пятница, 13 сентября 1805 года. Сегодня в десять тридцать я уехал из милого, милого Мертона, где оставил все, что мне дорого в этом мире, — уехал служить своей родине и королю. Великий, обожаемый Боже, дай мне силы оправдать надежды моей страны. Если Тебе будет угодно, чтобы я вернулся, благодарность моя будет бесконечна и я буду возносить ее к престолу Твоему. А если соизволишь прервать дни мои на этой земле, я покорюсь смиренно в надежде, что Ты защитишь тех, кто дорог мне и кого я оставил. Да будет воля Твоя. Аминь. Аминь. Аминь".
