26 августа подземный гул не давал жителям близлежащих районов спать, а 27-го числа они оглохли от взрывов. Столбы пепла вырывались из жерла на 30 километров в высоту, а потом небо закрылось черным густым мраком, который и простоял две с половиной недели. Сила взрыва была такова, что сегодня ее можно было бы сравнить с 200 тысячами атомных взрывов над Хиросимой.
Вызванные взрывом чудовищные цунами вздымались на 40 метров в высоту, сметая в море все – людей, деревни, города. На Яве смыло целую железнодорожную насыпь. Волна устремилась в океан со скоростью 1100 километров в час – почти со скоростью звука. Волны прокатились до побережья Америки, Австралии, врезались в европейский пролив Ла-Манш. Впервые человечество узнало, что цунами может обогнуть весь земной шар. Ужасающий грохот от взрыва был слышен по всему миру – в США, Австралии, на Цейлоне, в Африке. Ударные волны обогнули планету 7 раз.
Дым и пепел распространялись по всей Земле еще несколько последующих лет. Атмосфера настолько засорилась и перегрелась, что уровень солнечного света понизился везде на 30 процентов. В этой странной рефракции Солнце стало видеться землянами в синеватой окраске, а Луна вообще зеленой. Закаты выглядели фантастическими: сначала небо окрашивалось в плотный кроваво-красный цвет, а потом внезапно наступала кромешная тьма ночи. Интересно, что именно эти «небесные эффекты» появились на пейзажах импрессионистов и их последователей. И еще более занимательно, что художественная критика утверждала, что в природе таких красок нет. Однако именно эти ало-роковые закаты и восходы мы можем увидеть на полотнах Клода Моне (одна из таких работ – «Впечатление. Восход солнца» – и дала название самому направлению импрессионизма – импрессьон – по-французски «впечатление»). Эффект Кракатау отозвался кричаще-красными всплесками неба в картинах Эдварда Мунка из серии «Крик», в кружении зелено-желто-голубых звезд и «лун» на полотнах Ван Гога.
Все эти детали грандиозной катастрофы Сэмсон описывал на страницах бостонской «Глоб», перемежая рассказами моряков, которые во время катастрофы были в море, очевидцев с других континентов, исследователей вулкана. Опубликовала газета и еще одно пророчество – на этот раз научное. Вулканолог Вербеек в своем докладе после гибели Кракатау предсказал, что вскоре на его месте появится новый вулкан. Предсказание сбылось. 29 (роковая цифра для Кракатау) декабря 1927 года на месте бывшего острова произошло подводное извержение, и из пучины поднялся новый остров, а на нем – вулкан.
К середине ХХ века высота нового жерла достигала 150 метров, а к началу ХХI века – уже 300 метров. Правда, высота прежнего Кракатау была больше 500 метров, но ведь нынешний Анак-Кракатау (то есть Дитя Кракатау) быстро растет и периодически извергается. Интересно, кому приснится его новое трагическое извержение, когда оно случится?..
Надо сказать, что на старости лет журналист Эдуард Сэмсон рассказал-таки миру о своем вещем сне. Одно только было для него непонятно: почему остров в его сне назывался Праломе? Но однажды, когда журналисту было уже много-много лет, на его имя пришел пакет из Голландского исторического общества. Сэмсон вскрыл пакет, и на его руку выпала старинная карта острова Кракатау. Только вот назывался он на туземном языке – Праломе. Оказалось, что вещие сны не лгут даже в деталях. Просто иногда мы не можем их понять…
Спиритический сеанс в доме княгини Оболенской не удался. То ли гости не верили в вызываемых духов, то ли сами духи не хотели являться в дождливый вечер октября 1909 года. Но сколь ни старался известный в Москве медиум господин Гербель, никого ему вызвать не удалось. Да и с помощью вертящегося блюдца сложилось из букв только одно нелепое послание: «Подсолнух». И адрес: «Татьяне».
Красавица богачка Татьяна Рябушинская только плечами пожала. Глупость какая! Ну розы, орхидеи – еще понятно! Это цветы-подарки. Но кому нужен подсолнух, экая деревенщина?! Да и в спиритизм красавица верила слабо. На вечер к Оболенским попала почти случайно. Княгиня не одобряла нуворишей, тем более купцов, и на Татьяну, недавно вышедшую замуж за Михаила Рябушинского, одного из братьев-миллионеров, смотрела явно свысока. Конечно, теперь братья Рябушинские – хозяева ткацких фабрик по всей России, владельцы собственного банка и торгового дома. Но аристократические снобы Москвы до сих пор от фамилии нос воротят. Как же, ведь дед нынешних Рябушинских, Михайла, в 16 лет пришел в Первопрестольную в одной рваной кацавейке и с сапогами через плечо. Купить купил, да надеть боялся. Стопчутся ведь!..
Было это в 1802 году, и именовался Михайла тогда еще Яковлевым, поскольку отец его по выписке значился «Яков, сын Денисов – крестьянин Пафнутьевского монастыря Ребушинской волости, что за три версты от города Боровска». По волости и фамилия образовалась – Ребушинские. Это уж потом какой-то писарь в Москве переврал ее, вспомнив, видно, о Курочке Рябе. Впрочем, Михайле было все равно, как его кличут. Зато вскоре, скопив денег от торговли ветошью да холстами, Рябушинский записался в Московской купеческой управе купцом третьей гильдии. Туда, между прочим, один взнос был в тысячу рубликов. Ну а когда умирал Михайла 20 июля 1858 года, сыновьям его оставалось в наследство имущества и средств уже на 2 миллиона. Невероятные деньги по тем временам!
Но московские снобы и спустя сто лет помнили, что Рябушинские – ветошники. И вряд ли гордячка княгиня Оболенская послала бы сегодня Татьяне приглашение, если б не вынужденное ближайшее соседство.
В августе 1909 года муж Татьяны купил громадный особняк на той же аристократической Спиридоновской улице, где и жили Оболенские. Знатное соседство вышло: с одной стороны – князья, с другой – английский дипломат-промышленник Джеймс Мак-Гилл. Да только особняк Рябушинских роскошней всех будет. В начале ХХ века его выстроил архитектор Шехтель, «отец русского модерна». Не дом – настоящий замок. Только рва не хватает! Фасад в готическом стиле, спальни в мраморе, двери в витражах, на окнах рамы с зеркальными стеклами, вокруг роспись и скульптуры самого Врубеля. Есть и новомодные технические диковины – паровое отопление с собственной котельной и своя же электростанция рядом с домом. Словом, роскошь безумная. Но промышленник и банкир Михаил Рябушинский все мог себе позволить. Тем более что мечтал перещеголять старших братьев: Павла Павловича, имевшего «итальянский палаццо» на Пречистенском бульваре, и Степана Павловича, которому тот же Шехтель выстроил настоящий дворец на Малой Никитской.
Что ж, думала Татьяна, возвращаясь от Оболенских, родню Михаил переплюнул, но как в такой дворцовой роскоши жить? В огромных залах чуть не кричать приходится. А пока по крутой парадной лестнице поднимешься да по вестибюлю пройдешь, замаешься. После утомительного спиритического сеанса Татьяна еле добралась до своей комнаты, устало скинув прямо на руки горничной Насти новенькое соболье манто. Не надо было по гостям ходить, сидела бы дома! Хотя, конечно, шикарное манто и платье, из Парижа выписанное, обновить очень хотелось, да и сапфировое колье с серьгами от Фаберже показать. Пусть завистницы локотки покусают! Вот и польстилась Татьяна на приглашение Оболенских. И что вышло? Весь вечер князья да графья на Татьяну свысока поглядывали. А этот их спиритизм? Одна морока! Два часа за столом просидели, держась за руки, как глупые детишки в парке. Говорят, Европа от таких сеансов с ума сходит. Вот дурость-то! Хотя, может, в Англии или Франции и появляются духи с привидениями, но у нас в Москве…
