По дороге, по которой час назад пошла пехота, теперь, урча, продвигались десять или двенадцать танков. Но они шли еще слишком далеко, и рассчитывать на то, что мы сможем их остановить, было бессмысленно. Появилось еще пять танков. Они шли прямо на хутор, впереди которого окопался взвод Ленсена.
Ленсен и его второй номер открыли по танкам огонь. Те шли на расстоянии двадцати пяти метров. Им удалось поразить два танка. В долине громыхнули взрывы. Третий танк миновал обломки двух первых и двинулся прямо на нас. Ребята Ленсена сделали третий выстрел. В танк они не попали, зато чуть не угробили нас. В домике, что был рядом, заполыхал костер. От взрыва нас едва не похоронило заживо. На минуту мы оглохли. Три танка продолжали двигаться к хутору, непрерывно обстреливая его. Наверное, экипаж решил, что именно там сосредоточена наша оборона. Хотя они были вне поля выстрела наших орудий, мы все равно открыли огонь. Смелленс выстрелил по танку, находившемуся в двухстах метрах, и едва не попал. Снаряд коснулся земли, подпрыгнул, но так и не взорвался. Мы хотели привлечь к себе внимание. И нам это удалось: прямо на нас, не прекращая стрельбы, пошел один танк.
Я слышал, как закричали мои солдаты. Они с ужасом смотрели на огромную машину, подминавшую под себя обломки дома. Но танк неожиданно остановился, повернул и снова вышел на дорогу.
А чуть дальше продолжалась битва Давида и Голиафа. Отряд Ленсена сражался с четырьмя танками, которые стреляли из всех орудий. Мы услыхали, как зенитка Ленсена сделала последний выстрел. Ближайший к ним танк закрутился и протаранил впереди идущий танк. Среди дыма и огня слышались ужасные крики. Прямо над окопом, где укрылись Ленсен и его помощник, прошел танк, крутнулся и ушел.
Так погиб Ленсен, как он того и хотел, на земле Пруссии.
Для нас же кошмар продолжался. Хотя танки ушли, за ними пошла пехота. Я со своим товарищем укрылся в окопе, двое других — за корнями дерева.
Что же произошло с Линдбергом и шестым солдатом? Очевидно, сделал я вывод, они погибли под развалинами здания, разрушенного танком. А где остатки взвода Ленсена? Может, они тоже лежат под развалинами хутора. В моей голове проносились разные мысли. Нас, скорее всего, заметят на серой почве, на которой резко выделяется любой силуэт. Можно бежать в сосновый лес, он слева, метрах в трехстах, — но это значит остаться без всякого прикрытия. Русские заприметят меня, не успеешь и десяти метров проскочить. Дыма было много, но и за ним вряд ли спасешься.
Я думал только о себе и понял, что попал в западню, из которой нет выхода. Я так в этом уверился, что приказал солдату, лежащему рядом, застрелить меня. Его будоражили те же мысли, и он в страхе уставился мне в лицо.
— Ну уж нет, — произнес он. — Ни за что. Лучше ты убей меня. Умоляю.
Ситуация была трагикомическая: мы с негодованием смотрели друг на друга и пытались переложить на другого ответственность.
— Мы все равно погибнем, ублюдок, — рявкнул я. — Застрели меня. Это приказ.
— Нет. Нет, не могу! — прокричал он в слезах.
— Что, боишься остаться один?
— Да. А ты разве не боишься?
— Неужели ты не понимаешь: другого выхода нет! С севера, уже позади, до нас донеслись звуки боя.
— Русские, видно, нагнали нашу роту, — произнес я.
Мы молча и неподвижно смотрели друг на друга. А что говорить? Все и так давно было сказано.
Затем появились двое солдат, укрывшихся за деревьями, а вскоре показался Линдберг. Он тащил с собой раненого. Среди развалин хутора мы заметили быстро перемещающиеся фигуры. Осторожными бросками они уходили в леса, расположенные в двухстах метрах от нас.
— Бежим туда и мы, — взмолился Линдберг. — Русские рядом.
— Легко сказать, — откликнулся я. — Ты только посмотри: ведь нам придется пройти без всякого прикрытия.
С этим было трудно поспорить. Все переводили взгляд с леса на краю деревни на меня. Если бы в эту минуту мне хватило решительности вселить в других мысль о возможном спасении! Но я был не в состоянии справиться ни с обстоятельствами, ни с солдатами, ожидавшими от меня решения. Сбылось пророчество Ленсена: командира из меня не получилось. И мое бессилие проявилось именно здесь, в сотне метров от места, где погиб Ленсен.
Я пытался хоть что-то сообразить. Но положение было безвыходным.
Я знал, что товарищи примут за меня решение, которое предстояло сделать мне.
Неужели я всего-навсего трус? Неужели я ничем не лучше Линдберга, который боялся в открытую, зная, как мы презираем его за это? Я проклинал свою жизнь, превратившуюся в череду кошмаров.
В тот день в решающий момент я сдрейфил. Не оправдал надежд ни своих, ни других.
Голова болталась, как у пьяного, когда на смену веселости приходит отчаяние. Я полностью сознавал, что происходит, но паника настолько парализовала меня, что я перестал соображать. И этого никогда себе не прощу.
Время шло, и его можно было использовать во благо всех нас. Страх загнал меня в пропасть в самый ответственный момент, посреди пяти солдат, находившихся на грани помешательства. Я уже не смотрел, откуда исходит опасность, я обратился внутрь себя, но и там обнаружил лишь отчаяние.
До нас донесся грохот новой группы танков — скрежет колес, урчание моторов. Мы готовы были закричать от страха.
Преодолев себя, Линдберг встал. Он хотел знать, что происходит. Он потерял винтовку, но и не думал о том, чтобы защититься. В его голове родилась безумная мысль. Он перегнулся через край окопа. В руках его были зажаты гранаты.
Снова раздался грохот крупнокалиберных орудий. И тут откуда-то появился грузовик и заговорили автоматы. Мы молча уставились друг на друга, не веря своим ушам: послышалась немецкая речь. В окоп кто-то взглянул. Это был немецкий офицер. Вероятно, он решил, что мы все погибли, и отошел. Но через пару минут нас вытащили два танкиста.
Немецкие войска все же предприняли наступление. Его возглавили два бронетанковых полка СС, ударившие русским в тыл и причинившие им тяжелый урон. Мы даже взяли на пару дней деревню, перед тем как началось новое отступление.
Нас перебросили обратно на север для соединения с Курляндским фронтом.[16] Однако это оказалось невозможно. Тогда остатки дивизии перегруппировали. Попытки объединить фронт привели к ужасным потерям. В этот период, в ходе боев, происходивших несколько южнее, русские достигли Балтийского моря. Завязалась кровопролитная схватка. Повсюду маячили испуганные беженцы, затруднявшие оборону нашим войскам.
