Мне стало известно, что неприятель послал отряд для захвата Тергейденского прохода на реке Мерк, через которое должны были проходить эти суда. Оттуда они могли дойти прямо до Гертруйденберга, который был защищен только жителями, а потому мог быть легко взят. К тому времени я был отрезан от всякого сообщения и оказался лишен подкрепления, которого ожидал с таким нетерпением.
Я оставил позицию при вышеупомянутом проходе, и в это время вернулся князь Гагарин, которого я посылал по правому берегу Мерка с Башкирским полком, эскадроном гусар и двумя орудиями.
Не раздумывая над тем, что враг по числу намного превосходит его, ночью князь предпринял атаку, закончившуюся полным успехом: Тергейд был отнят, захвачено 200 пленных, а остальные были обязаны своим спасением лишь покрову ночи и труднопроходимой местности.
Часом позже груз достался бы французам.
Прибыла тяжелая артиллерия. Стараниями наших артиллерийских и голландских офицеров под командованием полковника Штейнмеца орудия были поставлены на укреп лениях: одни руководили установкой платформ, другие ставили орудия на лафеты, большая часть которых нуждалась в серьезной починке; третьи проверяли пушки, подбирали подходящие ядра и заряжали орудия. Вся эта работа сопровождалась неприятельским огнем, отвечать на который у нас не было ни времени, ни средств. Тишина с нашей стороны заставила думать французского генерала, что для нас пришло время сдаваться; и он прислал парламентера, требуя сдачи города. Однако французский генерал вынужден был отступить. Наша новая артиллерия, состоящая из 40 орудий, начав действовать, лишь доказала, что ему надеяться не на что.
<…> 8-го вечером полковник Коломб и капитан Петерсон вернулись в Бреду. Они были в Лувене и Малине, откуда и привезли 8 орудий, отбитых у неприятеля, и 300 освобожденных англичан, которые были взяты в плен в Испании.
Эта удивительная встреча стала великим событием для армии 1813 г.
Всю ночь враг сильно обстреливал город. Несколько возникших пожаров напугали несчастных жителей, однако усилиями наших войск удалось усмирить огонь и сохранить в городе тишину и порядок.
9-го утром, усилив канонаду, неприятель предпринял попытку нападения на Турнгутские ворота. Атака длилась довольно долго и прекратилась только тогда, когда сделал я вылазку из Антверпенских ворот. Солдаты голландского батальона, наспех составленного из молодых горожан, шли в бой с радостными криками. Они проявили храбрость, достойную восхищения. В поддержку им выделена была мною сотня лучших солдат из нашей пехоты. Враг понес значительные потери, и канонада утихла. Вечером канонада возобновилась, однако ночь была спокойной.
Англичане не могли содействовать нам: их суда, на которых находились лошади, были задержаны противными ветрами на море.
Бомельверт, покрытый льдами, был настолько недоступен, что генерал Бюлов, весьма стремившийся прийти мне на помощь, не смог переправить свои войска.
Всё же французы должны были опасаться прихода англичан и пруссаков и или поспешить со взятием Бреды, или оставить свои позиции.
10-го они захватили все дороги, кроме той, которая вела к позициям, занимаемым князем Гагариным. Батареи, выставленные авангардом, в течение ночи приближались к крепости и продвигались стремительно. Из-за этого мы потеряли людей, было разрушено несколько домов.
Бастион, на котором я поставил отряд, стал уже почти непригодным для боя, и большинство стоявших здесь орудий было снято.
К концу дня враг яростно атаковал трое ворот.
<…> Все были преисполнены удивительнейшею отвагою; на лицах была написана уверенность в успехе.
Я же бросился с резервом к Буале-Дюкским воротам, где атака казалась мне решающей. Место было достаточно открытым, и когда настал вечер, я выступил с тремя эскадронами гусар, отрядом казаков и четырьмя конными орудиями. Мы с ожесточением бросились на противника. Первой же атакой неприятель был отбит и поспешно отступил на довольно значительное расстояние.
Я прекратил преследование, опасаясь, как бы эта слишком легкая победа не таила в себе подвоха. Волей случая в тот самый момент от князя Гагарина прибыл отряд казаков. С громкими криками казаки бросились в тыл французов. Французы решили, что я действую совместно с войсками генерала Бюлова, и именно это обстоятельство заставило их так быстро отступать.
Вечером я зажег множество огней и расставил часовых так, что казалось, будто в лагере стояло целое войско.
В других местах приступ был отбит, и неприятель понес значительные потери.
К ночи огонь затих повсюду.
Во всех донесениях с позиций сообщалось, что в лагере французов стоит большой шум. Из-за густого утреннего тумана невозможно было различить позиции врага. В 8 часов я опустил мост и, несмотря на туман, продвинул вперед патрули.
Они и сообщили мне, что осаждающие покинули свои позиции и отошли от Бреды.
Радость от этого известия еще усиливалась тем, что у нас начинал кончаться фураж, а у жителей города – запас продовольствия.
Генерал Сталь получил приказ преследовать врага по Антверпенской дороге. Он мог это делать лишь до Вествезеля, где французы остановились и закрепились. Полковник Коломб с отрядом казаков пошел к Турнгуту.
На следующий день, 12 декабря, – в день рождения Его Величества – на стенах Бреды мы отслужили благодарственный молебен.
Голландцы и Пруссаки, бывшие с нашими войсками, присутствовали на нашем богослужении и преклоняли колена.
Я просил англичан, Бюлова и голландцев прийти сменить меня, так как не мог смириться с тем, что должен пребывать лишь с гарнизоном крепости. Более того, генерал Винценгероде посылал мне один за другим приказы о соединении с ним.
Он продвигался с войском к Рейну и хотел, чтобы мы встретились и перешли вместе через Рейн.
Наконец, после многих хлопот с моей стороны, 22-го числа меня сменили 2 английских, 2 прусских и 2 голландских батальона. Я откомандировал их в Бреду, а сам пустился в путь.
Чтобы обмануть неприятеля, я отправился в Тилбург, и ночью два моих казачьих полка атаковали неприятеля.
Через день я пошел в Бомель, где находились войска генерала Бюлова, а оттуда – в Арнгейм и Эммерих, где я и должен был бы совершить переправу, а генерал Винценгероде тем временем подошел бы к Дюссельдорфу. Льды несло с такой силой, что, несмотря на все наши усилия, невозможно было соорудить переправу. Я написал об этом генералу. Генерал считал или же делал вид, что считает меня уклоняющимся от его распоряжений, и послал мне приказ передать командование в более опытные руки. Я не думал, что достоин этого унижения. Это была месть генерала Винценгероде за мой удачный поход в Голландию, совершенный против его желания.
