Огромный Лагос напоминал пестрый муравейник, не затихающий ни днем ни ночью. Центр, застроенный капитальными многоэтажными зданиями, переходил в бесконечные пригороды с лабиринтами грязных улочек и переулков. Сама площадка будущего металлургического комбината и нового города Аджаокута находилась в выжженной нещадным солнцем саванне за сотни километров от побережья, в зоне обитания коварной мухи цеце и других опасных тварей. Протекающая по саванне широкая река Нигер кишела несметным количеством бактерий и паразитов. Они обладали способностью проникать в кровеносные сосуды, обрекая все живое на мучительную агонию. Несмотря на предостережения, несколько отчаянных коллег, включая меня, на свой страх и риск окунулись в обманчиво чистые объятия Нигера. Во избежание возможных последствий нас облили с головы до ног сильным раствором марганцовки. На переговорах присутствующие с удивлением глядели на нас, с трудом удерживая смех. Мы выглядели самыми настоящими представителями новой, фиолетовой расы! Когда кожа стала сползать, наш пятнистый облик стал, как у прокаженных, устрашающе-отпугивающим. К счастью, вскоре мы приобрели свой естественный облик, обновленный налетом тропического загара.
Несколько раз нам удалось окунуться в бурлящую стихию Атлантического океана. Был случай, когда на фоне безоблачного неба со стороны Гвинейского залива возник, как мираж, темно-серый грибовидный тайфун. Все отдыхающие на пляже с дикими воплями бросились наутек. Мы успели укрыться в гостинице. Огромный вертящийся столб, уходящий в поднебесье, со страшным грохотом промчался совсем недалеко. На пути он полностью смел деревню вместе с ее обитателями. Среди густых тропических зарослей оставил широкую изуродованную просеку. Вдали на рейде стоял большой океанский корабль – вихрь его переломал. За считаные минуты все утихло. Впервые пришлось столкнуться со страшной аномалией тропического климата.
Изнурительные переговоры усложнялись присутствием в Лагосе высокого начальства, во главе с председателем Государственного комитета по экономическим связям Скачковым. Его идеи по ускорению проектирования и последующего строительства комбината бумерангом ударяли по нашей малочисленной группе. Мне приходилось даже по ночам работать, чтобы к предстоящим переговорам представить эскизные проработки ряда зданий и сооружений в красивом графическом изображении.
После двух месяцев пребывания во влажном климате экваториальной Нигерии мы возвратились в Москву. Самые дорогие подарки, так называемые «чеки», я вручил жене. По ним в закрытых магазинах сети «Березка» можно было приобрести любые дефицитные товары. Это было весьма кстати. Наша очаровательная дочь только перешагнула двадцатилетний рубеж. Окончив Горный институт, работала в одной из профильных организаций. Она обволакивала нас своей любовью и нежностью. По активности ее молодых поклонников мы с женой могли предполагать, что в обозримом будущем удостоимся почетных званий бабушки и дедушки.
Визит Косыгина в Южный Йемен
Я приближался к пятидесятипятилетнему рубежу, когда начали проявляться притормаживающие признаки стремительного жизненного разбега. Но, хотя пороху в пороховнице слегка поубавилось, интерес к познанию окружающего мира сохранялся прежний. Поэтому предложение отправиться в командировку в Южный Йемен я встретил с радостью. Для нас это была совершенно незнакомая, таинственная арабская страна на юге Аравийского полуострова. Информация о ней ограничивалась общими, довольно скудными сведениями. Из них удалось почерпнуть, что Йемен – древнейший очаг человеческой цивилизации. Его южная часть более ста лет являлась британским протекторатом Аден. Вскоре после изгнания англичан образовалась Народная Демократическая Республика Йемен. Ее столицей стал Аден. Туда и направили нашу небольшую группу, для оказания технической помощи в новом промышленном строительстве. После промежуточных посадок в Одессе, Каире и Хартуме самолет Ту-154 пошел на снижение в конечном пункте назначения. В иллюминаторе заискрилась Аденская бухта, бесчисленные белые строения вдоль нее, фантастические силуэты голых зубчатых гор. Насторожила небывало сильная, прямо-таки лихорадочная вибрация самолета. Стюардессы, с трудом удерживаясь на ногах, забегали с проверкой надежности страхующих ремней. С преувеличенно бодрыми улыбками успокаивали встревоженных пассажиров, ссылаясь на сильную турбулентность. Со страшным грохотом подпрыгнув несколько раз, сильно накренившись на правый бок, самолет замер на самом краю посадочной полосы. Когда выбили заклинившую дверь, в салоне образовался туман от смешения холодного и влажного раскаленного тропического воздуха. По неплотно прижатому трапу из-за перекоса самолета мы стали спускаться вниз. Оказавшись на твердой земле, мы осознали, что все «родились в рубашке». У самолета было покорежено шасси и зияла дыра в обшивке крыла. Нам объяснили, что во время снижения произошло столкновение с птицей. Авиакатастрофы чудом удалось избежать благодаря высочайшему мастерству летного состава.
Это был уже третий случай в моей международной практике перелетов, который мог завершиться в далеком и чужом Адене переходом их жизни земной в ад, чистилище или рай, в зависимости от решения потустороннего суда. Экипаж сумел остановить самолет всего в нескольких метрах от огромного кладбища покореженных автомобилей, которое наползало на летное поле. Такое нелепое соседство я видел впервые. Впоследствии в представительстве нам объяснили, что международные авиационные компании, даже угрожая прекратить полеты в Аден, не могут добиться решения местных властей убрать кладбище металла с зоны аэропорта.
На старом дребезжащем автобусе нас отвезли в гостиницу с громким названием «Эмбасси». Но какой контраст с одноименной гостиницей в Лондоне! Здесь пахло отнюдь не респектабельно! В середине центральной площади был разбит небольшой скверик с невысоким обелиском – Могилой неизвестного солдата. Через несколько дней в Аден прибыл председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин[150]. С балкона гостиницы мы наблюдали церемониал возложения венков к Могиле неизвестного солдата. Над высоким гостем держали зонт от нещадного солнца. Несмотря на утомленный и болезненный вид, Косыгин (ему было под восемьдесят) старался держаться бодро, хотя пот катился по нему градом. Вечером устроили официальный прием. Пригласили и архитекторов. Выступление Косыгина подкупало четкостью и конкретикой. Речь его была неторопливой и спокойной. Заранее заготовленным текстом, в отличие от большинства партийных руководителей, он не пользовался. Косыгин подчеркивал значение вхождения в состав социалистического содружества первого арабского государства. Прошло чуть больше года, и самый компетентный советский руководитель покинул этот бренный мир, который уравнивает всех в конце земного существования.
