Я закончил свое последнее слово. Вы видите, что вся моя жизнь была тяжелым крестом. И если нужно, я понесу ее на голгофу. И хотите верьте, хотите нет, но я, крикну: ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ!»
Чрезвычайный трибунал приговорил Филиппа Козьмича Миронова и десять его сподвижников к смертной казни – расстрелу. В их числе: Булаткин, Матвеенко, Фомин, Праздников, Данилов, Изварин, Федосеев, Дронов, Корнеев, Григорьев. «Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, исполнение – в течение 24 часов. В силу вступает немедленно». Утром – казнь. И вот он – рассвет...
«После оглашения приговора в просьбе собраться нам в одну камеру, чтобы провести последние часы вместе, – отказано не было. Вот здесь-то, зная, что через несколько часов тебя расстреляют, через несколько часов тебя не будет, – крайне поучительно наблюдать таких же, как ты, смертников, сравнивать их состояние со своим. Здесь человек помимо своей воли сказывается весь. Все попытки скрыть истинное состояние души бесполезны. Смерть, курносая смерть смотрит тебе в глаза, леденит душу и сердце, парализует волю и ум. Она уже обняла тебя своими костлявыми руками, но не душит сразу, а медленно, медленно сжимает в холодных объятиях, наслаждаясь твоими душевными страданиями, выпивает остатки сопротивляющейся воли...
Больше всего мы старались найти забвение в революционных и казачьих песнях. Словами из песни: «Ах ты, батюшка – славный Тихий Дон» – мы прощались с теми, кого больше жизни мы все любили, из-за кого гибли... Но слышал ли нас наш родной Дон?.. Понял ли он нашу любовь, наше страдание за него?
...Вот что перенесли мы, находясь в камере смертников. Это не тот страх смерти, когда в пылу сражения, среди треска пулеметов, свиста пуль и скрежета снарядов человек играет с опасностью, зная, что смерть его – дело случая. Он предполагает свою смерть. И смерть поэтому в бою не страшна: один момент и... все кончено. Но ужасно для человеческой души сознание близкой неотвратимой смерти, когда нет надежды на случай, когда знаешь, что ничто в мире не сможет остановить приближающейся могилы, когда до страшного момента остается времени все меньше и меньше и, наконец, когда тебе говорят: «Яма для тебя готова...»
Живой свидетель – ординарец командарма, Иван Львович Миронов вспоминает о тех тревожно-страшных днях. Мы сидели с ним на крыльце. Беседовали... Жена Ивана Львовича принесла арбуз и села по правую сторону от мужа. Он строго глянул на нее: «Не знаешь свово места!..» Старуха быстренько приподнялась и молча пересела на другую сторону. Иван Львович пояснил мне: «Баба должна быть всегда и везде по левую сторону от казака, как и шашка... О Балашове помню, как нынче это было... Сидел Миронов в одиночке. После суда Филипп Козьмич попросил стражу побыть со всеми вместе. Сидим, носы повесили... Тюрьма над Хопром. Ночь. „Когда расстреливают?“ – „На рассвете“. Полночь... Загремели засовы. „Кто Миронов?“ – „Я“. – „Выходи!“ Повели Миронова. Сидим, слушаем, ждем выстрела – прошло, может быть, пять... десять... пятнадцать минут... Снова гремят засовы – входит Миронов, в руках какая-то бумага... Помиловали...»
Председатель Чрезвычайного трибунала по делу Миронова Д. Полуян опубликовал в «Известиях» статью «Почему Миронов помилован»:
«Кто такой Миронов? Представитель враждебного советской власти класса? Отнюдь нет, иначе мы не судили бы его, а просто расстреляли. Кто такие мироновцы? Тоже не наши классовые враги. Среди них нет ни одного банкира, помещика или буржуя. Больше того: если вы возьмете любого мироновца, то увидите, что каждый из них так или иначе пострадал от Деникина или Краснова. У одного семья вырезана, другой сам подвергался насилиям, у третьего дом разорен и т. п.
Миронов – типичный представитель середняка, трудового казачества. Он далек от последовательной, выдержанной, кристально ясной идеологии рабочего класса, но он не менее далек от идеологии помещичье-буржуазных классов. В Миронове скрещиваются, переплетаются, порою в неожиданных сочетаниях, самые разнообразные политические влияния, но с явным преобладанием (и это типично для середняка) того из этих влияний, которое можно назвать советским.
Как всякий середняк, Миронов постоянно колебался и метался между двумя крайними лагерями – пролетариатом и буржуазией. Он никогда отчетливо не сознавал той непроходимой пропасти, какая лежит между белыми и красными...
Перед Чрезвычайным трибуналом стояла следующая задача. С одной стороны, Миронов нарушил боевой приказ, вступил в стычки с красноармейскими частями, резал телеграфные провода, одним словом, действовал как мятежник. В условиях гражданской войны за такое преступление может быть положена только одна мера наказания – расстрел. С другой стороны, Миронов совершенно искренне раскаялся в своем преступлении и дал торжественное обещание впредь всю свою жизнь посвятить борьбе за Советскую власть. Кроме того, у Миронова имеются большие заслуги перед революцией. С самых Октябрьских дней он стоял в наших рядах, активно боролся с Красновым, занимал ответственные командные посты, все это говорило за то, чтобы Миронову сохранить жизнь».
ВЫПИСКА из протокола заседания Политбюро ЦК РКП (б) от 23 октября 1919 г.
Вопрос о МИРОНОВЕ.
1. МИРОНОВА от всякого наказания освободить.
2. Ввести его в состав Донского исполкома... Ввиду того, что настоящее постановление принято двумя голосами (КАМЕНЕВА, ЛЕНИНА) против КРЕСТИНСКОГО, предложившего назначить МИРОНОВА на командную должность, при воздержавшемся КАЛИНИНЕ, поручить КРЕСТИНСКОМУ выяснить по телефону мнение ТРОЦКОГО. До переговора с ТРОЦКИМ постановление в исполнение не приводить.
3. Освободить от наказания остальных осужденных по делу МИРОНОВА, поручив СМИЛГЕ как проведение этого в жизнь, так и распределение помилованных по различным войсковым частям и советским организациям.
4. Ввиду заявления МИРОНОВА тов. ДЗЕРЖИНСКОМУ о желании вступить в коммунистическую партию, признать, что он может войти в партию лишь обычным порядком, т. е. пробыв сначала не менее трех месяцев сочувствующим, причем при истечении срока вопрос об окончательном приеме в партию должен рассматриваться в ЦК.
26 октября 1919 года Политбюро снова, уже в третий раз, обсуждало вопрос о МИРОНОВЕ. По предложению Дзержинского оно поручило Государственному издательству напечатать «Обращение МИРОНОВА к казакам»...
Политбюро ЦК РКП (б) одобрило обращение Миронова к казакам, отпечатало и разослало – на фронт борьбы с Деникиным и Врангелем и на Дон: «Донские казаки! Я хочу напомнить вам, братья мои, о прошлом. Не стремился ли я удержать вас от того, чтобы генералы, помещики, капиталисты, вообще буржуазия втянула вас в гражданскую войну за их интересы? Я говорил вам на митингах и в воззваниях: братья-станичники, давайте сами покончим с контрреволюцией, помещиками и генералами, давайте прогоним их с родного Дона, где они свили себе гнездо – на горе казачества. Не допускайте до того, чтобы для борьбы с контрреволюцией Российская Советская Республика послала свои войска из Саратовской, Воронежской, Пензенской и других губерний – тогда пропали ваши хозяйства, ваши хаты, ваши жизни, так как Дон станет ареной жестокой гражданской войны. И кто меня слышал в 1918 году, тот вспоминал не раз в 1919-м, когда мое предчувствие оправдалось. Вспоминал и охал, жалел, что не послушал.
