— Зачем? Чтобы снова случилась атомная война?.. Ларсен... мы стали крысами и не хотим быть людьми, мы будем грызть все, что сможем, пока не сдохнем... Мы выйдем отсюда, когда не будет ни одного человека на всей земле — мы будем грызть ваши перуны... Мы никогда не будем говорить ни о чем... ни с кем, это последние слова, которые мы решили вам всем сказать, и вот почему... Отпустите детей из бункера, иначе они вырастут и станут такими же, как и вы... Живите без детей, вам больше достанется... Мама ведь не хотела после меня никого, ты тоже — отпустите детей или хотя бы девочек...
— Эрик!
— Замолчи! Слушай, когда тебе говорят: мы крысы и мы не хотим быть людьми! Крыса живет восемнадцать лет — каждый, кто станет старше, должен умереть. Мы не хотим никакого света, кроме неба, и никакого дома, кроме норы и щели... Мы не будем строить домов...
Диалоги должны быть драматургически запутаны. Это не то видение Ларсена, не то факт... (Пусть это так и не выяснится в официальной драматургии — может, это сумасшествие Ларсена.)
Черная тетрадь. 1986-1988
1985-й прошел под знаком «Чучела». Казалось бы, все позади. Не поступившись ни кадром, отстояв две серии, преодолев все идеологические препоны, Быков выпустил свое детище на экран. И картина сразу же собрала 27 миллионов зрителей при шестистах копиях (правда, были края и республики, где местная власть фильм не пускала). «Страна говорила со мной», - как сказал Быков спустя время, вот итог огромного количества писем, многочисленных встреч.
Письмо одного подростка особенно взволновало его. «Спасибо вам, Ролан Антонович, и не бросайте нас, дураков», - писал он. В 1985 году в девятом номере «Юности» вышла большая статья режиссера «До и после "Чучела"». Она получила премию имени Бориса Полевого, многолетнего главного редактора журнала. Учитывая огромный тираж 3 200 ООО экземпляров в год, статья вызвала новую волну полемики и обсуждений, подогрела интерес к фильму. Не смолкал телефон с предложениями встреч, из разных городов шли письма. «Ваш фильм помог выжить», «Я - Чучело», - писали люди разных возрастов. «Нельзя бежать. Никогда, никогда. Даже если тебя гонят, если тебя бьют. Никогда нельзя бежать!» - рыдая, говорит Лена Бессольцева утешающему ее деду. Не помню, были ли эти слова в повести, но в фильме они прозвучали не только как слова героини, но и как позиция Быкова.
Восемь лет на каждый замысел, принесенный сценарий - начальственное «нет». Однажды мы были с творческими встречами в Горьком (теперь Нижний Новгород), и пришлось отказать во встрече главе местного КГБ, все время было расписано. Но тот предложил раннее утро. И вот в восемь тридцать мы стоим на сцене. На вопрос, как удалось так рано собрать людей, начальник ответил: «А я их собрал по тревоге».
За чаем спросил Быкова: «Почему заслуженный, что натворил, может, надо помочь?» На встречах его давно объявляли народным, ведь это звание имели мастера, сделавшие во много раз меньше, и он испытывал неудобство и за людей, объявлявших его, и за себя, потому что всегда поправлял и уточнял свое звание. Наверное, он был самым старым «заслуженным». Однажды коллега по давней совместной работе объяснил Быкову: «Ролан, так, как ты живешь, многие хотели бы, но за это надо платить». Эта цена Быкова устраивала.
«Вы - герой запрещенных картин! - кричал ему бывший председатель Госкино СССР В. Баскаков, заворачивая очередной сценарий (в данном случае «Король забавляется» по В. Гюго). - И что вас так интересует проблема власти?» Долгие годы томились «на полке» лучшие роли Быкова в «Комиссаре» А. Аскольдова, выгнанного за фильм с волчьим билетом из кинематографа, и «Операции "С Новым годом!"» А. Германа.
Так что «чучелом» заставляли быть не раз. «Мы с тобой...», -как-то произнес Тарковский и не успел продолжить. «Ой, не сравнивай меня с собой, Андрюша, я актер, у меня всегда в кармане деньги, а у тебя порой нет и на троллейбус». «В общем, да, да, ты прав в каком-то смысле», - пощипывая усы, со смешком ответил Андрей.
Ни на один зарубежный кинофестиваль Быков не ездил. Эти поездки существовали часто как поощрение начальства, и бывало не раз, что отправлялись представлять картину люди, не имеющие к ней отношения. Спустя многие годы Быков узнал, что герой фильма «Внимание, черепаха!» получил приз за лучшую мужскую роль на фестивале в Аргентине. Мальчик, спасающий черепаху, оказался главным мужчиной на этом фестивале.
Как ни просили «Чучело» на разные фестивали, ничего из этого не вышло. Только Ришар Дельмот, владелец французской фирмы «Космос», покупавший наши лучшие фильмы, послал картину на фестиваль в Лаон - древнюю столицу Франции, и в Виши на Всеевропейский фестиваль детских и юношеских фильмов. И там и там картина удостоилась Гран при. И какая-то чудная женщина привезла из Виши две тяжелейших статуэтки для Быкова и для Кристины Орбакайте.
В начале 1986 года «Чучело», наконец, попало на неделю советского кино в Канаду. Успех был ошеломляющий! По возвращении домой Быкова ждало озвучание в «Соучастии в убийстве» Краснопольского и Ускова. Зайдя к нему в тон-студию, я увидела стоящую перед ним банку для пленки, полную окурков. Работал он всегда очень быстро, помогая себе куревом, прикуривал одну от другой. Сердце мое екнуло, хоть бы пронесло, подумалось. Не пронесло. Успев все озвучить, он попал в больницу с обширным инфарктом. Болел долго, но так взялся за себя, что потом на кардиограмме и следов не было видно. Когда вернулся после лечения домой, был конец апреля 1986 года. Был риск получить второй инфаркт во время реабилитации: многострадальную роль Ларсена в фильме «На исходе ночи» К. Лопушанского озвучил, как уже говорилось, другой актер. Это было непереносимо. Ни студия, ни сам режиссер не хотели, чтобы группа приезжала из Ленинграда в Москву на озвучание. Я звонила по его поручению во все концы, получала хамские ответы.
Но Быков не был бы Быковым, если бы сдался. В конце концов группа приехала в Москву, Быков оставил на два дня санаторий и озвучил свою роль. Потом и сам Лопушанский обрадовался, что герой говорит своим голосом. Озвучание не механический процесс. Я училась этому у Быкова, он иногда умел добавить словечка два, где герой спиной или вполоборота, иногда междометие, мог изменить краску во фразе, и роль приобретала дополнительное богатство.
Весна 1986 года, уже вовсю дуют ветры объявленной перестройки. Интенсификация, ускорение, гласность. Газеты, журналы полны интереснейших статей. Все всё читают, обсуждают. Сын Павел грозится поджечь почтовый ящик: «Нельзя же читать всё». «Мы ждем перемен», - поет Виктор Цой, лидер группы «Кино», и ему вторит стар и млад. Из кухонных обсуждений нескладности нашей жизни, ее застойности, а порой и бесперспективности эти мысли вырвались на свободу.
