Любопытно, что, разобравшись во всех деталях события, начальник Главного политическою управления СА и ВМФ генерал армии Епишев сказал участвовавшему в освобождении командира корабля главному корабельному старшине А. Миронову: «Вы достойны награды, но мы не можем обнародовать позор. Поэтому вы будете уволены в запас». Однако вскоре главного корабельного старшину не только не наградили, но, наоборот, как и всех остальных старшин «Сторожевого», разжаловали в матросы. Увы, к сожалению, у нас бывает и так...
Впоследствии бывший главный корабельный старшина Александр Миронов работал на Кишиневском тракторном заводе, в пожарной охране. В 1992 году принимал участие в боевых действиях по защите Приднестровья, был награжден боевыми наградами. О дальнейшей судьбе еще двух отважных моряков «Сторожевого» Алиева и Копылова у автора сведений нет.
* * *
Вспоминает контр-адмирал в отставке В.Т. Лосиков: «Уже после событий на “Сторожевом” мы начали отбор делегатов на очередной съезд КПСС. Нашей дивизии было велено отобрать лучшего командира корабля. Перебрав все кандидатуры, я остановился на командире ВПК “Достойный” капитане 2-го ранга Альфреде Никитиче Ильине. Родом он был из латышей, а его дед — красный латышский стрелок, охранял Ленина. По всем позициям Ильин был лучшей кандидатурой, но когда я его предложил ЧВСу Сорокину, тот сказал, что Ильина посылать делегатом нельзя. Оказалось, что Ильин одноклассник Саблина по училищу Фрунзе, и когда Саб-лин на “Сторожевом” в 1974 году заходил к нам в Североморск, они дома у Ильина всю ночь вдвоем пили коньяк. Только поэтому Ильин так и не был послан делегатом на съезд. Впрочем, на его дальнейшей служебной карьере это нисколько не сказалось».
Вообще, честно говоря, история мятежа «Сторожевого» — это, при всем драматизме происходившего, все же история со счастливым концом. Во-первых, никто не погиб на БПК во время самого мятежа и во время его подавления. Во-вторых, никто не погиб при обстреле «Сторожевого» и его бомбежке. В-третьих, каким-то чудом никто не погиб при ошибочном бомбометании летчиков сухогруза «Волгобалт» и сторожевого корабля СКР-14. Все это можно считать огромным везением. А может, в тот раз и Господь просто сжалился над русскими моряками.
Обратим внимание на следующий знаковый момент. Несмотря на то что со времени мятежа Саблина прошло уже почти сорок лет, практически ни один из членов экипажа «Сторожевого» не выступал в прессе с воспоминаниями о том, как он делал «коммунистическую революцию» под началом своего замполита. Исключение составили лишь две наиболее одиозные личности из команды «Сторожевого» — бывший матрос Шейн и бывший мичман Бородай. Но чего стоят их «воспоминания», когда оба, как показывают документы, во время следствия и суда быстро открестились от Саблина и вымаливали у следователей и судей прощение, каясь и посыпая головы пеплом? Так что верить их воспоминаниям особо не стоит, предавший единожды и дважды непременно обманет и в третий раз. Но почему молчат остальные участники и свидетели тех далеких событий, ведь гриф секретности давно снят? Причина одна — им и сегодня стыдно, что они, нарушив присягу, позволили политическому авантюристу увлечь их на соучастие в пиратском разбое. И сегодня бывшие матросы, мичманы и офицеры «Сторожевого» отнюдь не считают события 8—9 ноября 1975 года героической страницей своей биографии, а, наоборот, давным-давно постарались забыть о ней, как о кошмарном сне. Другого объяснения столь дружному и упорному молчанию двух с липшим сотен бывших членов экипажа «Сторожевого» я не нахожу.
Из почти двухсот членов экипажа «Сторожевого» впоследствии объявили публично себя почитателями и приверженцами замполита лишь двое, хорошо известные нам Шейн и бывший мичман Бородай, осевший после изгнания с ВМФ в Риге. Заметим, что по показаниям самого мичмана Бородая, данным им во время следствия, он все время мятежа безвылазно просидел в своей каюте, а потом даже присоединился к матросам, которые двинулись вместе с Потульным на захват ходового мостика. Что касается Саблина, то в своих показаниях Бородай всячески его осуждал и негодовал. При этом в своей объяснительной Бородай, разумеется, обошел молчанием тот факт, что в перерывах между возлияниями в каюте он избивал матросов, которые ранним утром 9 ноября пытались освобождать командира, а потом истово клялся в своей преданности КПСС и советскому правительству. Когда же в 1991 году Бородай убедился, что КГБ ему больше не опасен, он начал сочинять новую историю своего героического участия в «революционных» событиях на «Сторожевом» и то, как он горячо любил покойника Саблина. Ну а сам Бородай был на «Сторожевом» чуть ли не главным помощником Саблина в его революционных делах. Времена изменились, а вместе с ними изменился и бывший мичман.
Из архивной справки: «Бородай Виктор Михайлович, 1954 г.р., уроженец города Славянск на Кубани, с декабря 1974 г. техник высокочастотных блоков БПК “Сторожевой”, мичман. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. Одобрительно отзывался о некоторых действиях Саблина. Участвовал в предотвращении попытки старшины 1-й статьи Копылова и матроса Набиева освободить из-под ареста командира корабля Потульного. Затем в течение 20—25 минут вместе с матросом Шейным охранял изолированного Потульного. Впоследствии добровольно отказался от дальнейшего участия в мятеже».
Называя вещи своими именами, увидев, что «дело пахнет керосином», Бородай просто струсил и спрятался в своей каюте, выжидая, чья возьмет. Так как победила советская власть, во время расследования он каялся в своих слабостях и клялся в верности победителям. Когда же советская власть приказала долго жить и стало возможным гордиться прошлыми преступлениями перед ней, Бородай сразу же появился на экранах телевизоров и на страницах газет, где предстал верным соратником Саблина и стойким противником советского режима.
Из показаний самого Саблина о мичмане Бородае на допросе 22 декабря 1975 года: «Когда я выступал в кают-компании, там находился и Бородай. Он не выступал, вопросов не задавал. Никаких указаний Бородаю я не давал. Где он находился после окончания моего выступления в кают-компании и что делал, мне неизвестно — я его не видел. Ничего более о Бородае сказать не могу».
Мичмана Бореден^жоторый во время мятежа метался от одной стороны к другой, не зная, к кому выгоднее примкнуть, после разбирательства разжаловали в матросы, исключили из комсомола и изгнали с флота. За это бывший мичман кровно обижен на советскую власть. Однако он почему-то не возмущается на то, что та же проклинаемая им советская власть выдала ему при расчете всю его мичманскую зарплату до единой копейки за те пять месяцев, в течение который шло разбирательство.
