7 января Жуков, как он утверждает, получил директиву Ставки о наступлении. Но еще в ночь с 5-го на 6-е он отдал приказ об атаке 20-й армии, усиленной соединениями 1-й ударной и 16-й армий, для прорыва обороны противника, захвата деревни Шаховская и последующего удара на Гжатск. Следовательно, директиву Ставки штаб фронта получил не позднее, чем днем 5 января. А 8 января жуковскую директиву о подготовке наступления с целью разгрома кондрово-медынской и юхновской группировок противника получили 43, 49 и 50-я армии. 5-я и 33-я армии продолжали наступление на центральном участке Западного фронта на Можайск.
Неудачное наступление советских войск на Вязьму зимой и весной 1942 года еще не стало предметом пристального внимания историков. Г.К. Жуков в первичной, еще не подвергшейся цензуре версии мемуаров Вяземскую операцию описал довольно скупо. Вину за ее провал маршал возложил на М. Г. Ефремова:
«5 и 33 армии, наступавшие в центре фронта, к 20 января освободили Рузу, Дорохове, Верею. 43 и 49 армии фронта вышли в район Доманово-Плюсково, охватили юхновскую группировку противника… 33-й армии было приказано энергичнее развивать прорыв и во взаимодействии с 1-м кавкорпусом Калининского фронта овладеть Вязьмой…
Развивая наступление из района Наро-Фоминск в общем направлении на город Вязьма, 33-я армия в последний день января быстро вышла в район Шанский завод, Даманово, где оказалась широкая и ничем не заполненная брешь в обороне противника.
Отсутствие сплошного фронта дало нам основание считать, что у немцев нет на этом направлении достаточных сил, чтобы надежно оборонять город Вязьму. В этой обстановке и было принято решение: пока противник не подтянул сюда резервы, захватить с ходу город Вязьму, с падением которого рушился здесь весь оборонительный порядок немецких войск.
Генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов решил сам встать во главе ударной группы армии и стремительно двигаться с ними на Вязьму. 3–4 февраля, когда главные силы этой группировки вышли на подступы к Вязьме, противник, ударив под основание прорыва, отсек группу и восстановил свою оборону на реке Утра. Правое крыло армии задержалось в районе Шанского Завода, а левый сосед — 43-я армия — задержалась в районе Медынь. Задачу, полученную от фронта об оказании помощи группе генерала Ефремова, 43-я армия своевременно выполнить не смогла.
Введенный в сражение на вязьминском направлении кавалерийский корпус П. А. Белова (1-й гвардейский. — Б. С.), выйдя в район Вязьма и соединившись там с войсками Ефремова, сам остался без тыловых путей. На усиление наших войск в районе Вязьма решено было высадить 250-й стрелковый (в действительности — воздушно-десантный. — Б. С.) полк и выбросить десантников 4-го воздушно-десантного корпуса, но и они существенной роли не сыграли, так как к этому времени немецкое командование перебросило с запада в район Вязьма крупные резервы и сумело стабилизировать свою оборону, которую рядом попыток прорвать мы так и не смогли. Пришлось эту крупную группировку войск оставить в лесном районе к юго-западу от Вязьмы, где базировались многочисленные отряды партизан…
В начале апреля обстановка для группы серьезно осложнилась. Противник, сосредоточив крупные силы, начал теснить группу, стремясь… ликвидировать эту опасную для него «занозу». Наступившая оттепель до крайности сузила связь группы с партизанскими районами, откуда она получала продфураж.
По просьбе генералов П. А. Белова и М. Г. Ефремова командование фронта разрешило оставить занимаемый район и выйти на соединение с войсками фронта, при этом было строго указано: выходить из района Вязьма на Киров, пробиваясь через партизанские районы, через лесные массивы, в общем направлении через Ельню, реку Десну, Киров, где 10-й армией фронта будет подготовлен прорыв обороны противника. В этом месте был самый слабый участок в обороне противника.
Кавкорпус генерала П.А. Белова и воздушно-десантные части в точности выполнили приказ и, совершив большой подковообразный путь, вышли на участок 10-й армии в конце апреля — в начале мая 1942 года. А Михаил Григорьевич Ефремов, считая, что этот путь слишком длинен для его утомленной группы, обратился через голову фронта по радио в Генштаб с просьбой разрешить ему прорваться по кратчайшему пути — через реку Угра. Мне позвонил Сталин и спросил мое мнение. Я категорически отверг эту просьбу. Но Верховный сказал, что Ефремов опытный командарм, надо согласиться с ним и приказал организовать встречный удар силами фронта. Такой удар был подготовлен силами 43-й армии и осуществлен, точно не помню, кажется, 17–18 апреля, но удара со стороны группы генерала М. Г. Ефремова не последовало».
В беседе с группой историков в редакции «Военно-исторического журнала» в августе 1966 года Жуков вообще отказался считать наступление на Вязьму фронтовой операцией: «Там, собственно говоря, и операции никакой не было. Прорвались. Ефремова отсекли, Белова отсекли. Они остались в тылу… Белов сам по себе вышел без тяжелых средств артиллерийских, без танков; Ефремов (у него немного больше было) тоже потерял много боеприпасов. Они перешли, собственно говоря, на положение партизанских отрядов… Относительно отрезания этой группы. Командующему фронтом, когда ведется сражение на таком громадном пространстве 600 километров по фронту, очень трудно уследить за вопросами тактического порядка. Ефремов прошел в свободную „дырку“. Сзади у него остались главные силы армии. Я не мог уследить, что он для обеспечения на Угре оставил, а он, к вашему сведению, оставил всего отряд в составе 90 человек — без танков, без пушек, с легкими средствами. Разделяю ли я ответственность за Ефремова? Ну, конечно, я за все войска отвечаю, но не за такие действия, которые я не организую… Что должен был сделать Ефремов? Он должен был за счет главных сил армии, которые задержались у Шанского завода, пару дивизий поставить, как распорки, для того чтобы у него тыл был обеспечен. Он этого не сделал… Вопрос обеспечения — это вопрос не командующего фронтом, и я не считал нужным смотреть, что справа и слева… Ну, шапка была набекрень у всех тогда… И я недооценил состояние Вяземской группировки противника… Ну, а большую взять на себя ответственность для того, чтобы показать здесь себя самокритичным, я думаю, надобности нет, зачем это нужно». В мемуарах Георгий Константинович о своей вине сказал еще мягче: «…Нами в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьма… Мы переоценили возможности своих войск и недооценили возможности противника, а орешек оказался более крепким, чем мы предполагали». Ох уж это спасительное «мы»!
