Однако ни в этом, ни в последующих письмах к Вяземскому он ни о своих общественно-политических взглядах, ни об увлечении ланкастерскими школами ни словом не обмолвился, зато фальшивых, напыщенных фраз о преданности царю вставлять не забывал. Объяснялось это просто. Вяземский в то время открыто либеральничал, критиковал действия правительства и мог, при излишней болтливости, предать гласности то, чего Денис Давыдов, наученный горьким опытом, предпочитал не оглашать. Не исключалось и предположение, что корреспонденция Вяземского просматривается полицией.
Так или иначе, но именно в то самое время, когда Денис Васильевич в письмах к Вяземскому жалуется на свой романический характер и скуку, он весьма энергично занимается подготовкой ланкастерского обучения в своем корпусе.
«Я видел несколько раз военно-сиротское отделение в Киеве, преобразованное Орловым, – видел и восхищался! – сообщает он Закревскому. – А так как корпусная наша квартира переходит в Херсон, где такое же отделение, то я хочу им заняться, на что требую от тебя разрешение, таким образом, чтобы комендант не мог мне делать преград».
Закревский и на этот раз помог. Разрешение было прислано. Херсонский комендант преград чинить не стал. Денис Васильевич принял военно-сиротское отделение, быстро подыскал помещение под школу, обзавелся хорошим помощником в лице инженерного офицера Воронецкого, но… сразу остро стал вопрос о средствах. Принадлежащие отделению деньги интендантские чиновники выдать категорически отказались.
– Помилуйте, господа! – пробовал урезонить их Денис Васильевич. – Наша школа будет обучать и воспитывать ваших питомцев.
– Пожалуйста, мы не возражаем, если у вас имеется разрешение, – отвечали чиновники, – но о выдаче на сей предмет средств там ни слова не сказано…
Делать нечего, пришлось опять обращаться за помощью к Закревскому.
«… Сверх введения методы взаимного обучения (или ланкастерской), – писал 14 октября 1818 года из Херсона Денис Давыдов, – я бы хотел, чтобы воспитанников кормили лучше, чтобы как они сами, так и казармы, и учебные залы были как стекло, но на все это надо деньги, и на употребление 13 769 рублей суммы, принадлежащей сему отделению, нужно от тебя разрешение, или по крайней мере позволение мне заимствовать из нее нужное количество денег, ибо если на первое ты не имеешь права и на употребление ее не воспоследует высшего разрешения, то я по образовании всего могу внести свои собственные деньги. Привыкши спать на бурке с седлом в изголовье, мне много не нужно!»49
Закревский уведомил, что деньги военно-сиротского отделения будут выданы, однако следует иметь в виду, что высшее начальство стало смотреть на ланкастерские школы косо, ассигнования на следующий год всем сильно урезаются. Закревский советовал старому другу приехать в столицу, чтоб хлопотать о средствах, обещая свою всемерную помощь.
Ехать было необходимо! Воронецкий, назначенный начальником школы, принял уже свыше ста кантонистов, и ожидалось дальнейшее быстрое пополнение.
Денис Васильевич снова отправился в далекий путь, но, заехав по дороге в Москву, был задержан здесь непредвиденными обстоятельствами.
Среди других многочисленных московских семейств, связанных давней дружбой с Бегичевыми, было семейство покойного генерала Николая Александровича Чиркова. Генерал храбро воевал в суворовских войсках, отличился при взятии Очакова, за что получил георгиевский крест. Выйдя же в отставку, оказался большим хлопотуном и стяжателем. Жене и двум дочерям он оставил порядочное наследство.
Вдова генерала Елизавета Петровна, выдав замуж старшую дочь, проживала в собственном доме на Арбате с младшей любимой дочкой Соней, воспитанной в строгих старинных правилах.
Будучи весной в Москве на свадьбе сестры Сашеньки, Денис Васильевич познакомился с Соней Чирковой, но эта спокойная, полная, вышедшая из поры нежной молодости блондинка с голубыми, как ему показалось, неласковыми глазами, не оставила особого впечатления.
– К ней и прикоснуться страшно, честное слово! – шутя сказал он сестре. – Чопорная какая-то!
– Ты уж придумаешь, – возразила Сашенька, – а по-моему, Соня очень славная, умная девушка…
Денис Васильевич молча пожал плечами. Разговор на эту тему не возобновлялся.
Теперь же, приехав проведать молодых Бегичевых, живших в прекрасно отделанном особняке на Старо-Конюшенной, он вновь встретился здесь с Соней. На этот раз, может быть, потому, что лицо девушки оживилось при встрече с ним вспыхнувшим румянцем и радостным блеском внезапно потеплевших голубых глаз, она показалась ему более привлекательной, чем прежде.
«Кажется, я в самом деле не очень-то хорошо разглядел ее в прошлый раз», – подумал Денис Васильевич, с удовольствием пожимая протянутую приветливо пухлую ручку и догадываясь, что он для девушки не совсем безразличен.
А потом, познакомившись с Соней покороче, он обнаружил и много симпатичных черт в ее характере. Соня жила с открытой душой, не умела ни лгать, ни притворяться, ей чужды были многие светские условности, все ее слова и поступки дышали неподдельной простотой. Денису Васильевичу с каждой новой встречей она нравилась все больше.
Дмитрий Никитич Бегичев, знавший Соню с детских лет, и Сашенька, успевшая подружиться с ней, заметив, что отношение Дениса к девушке изменилось в лучшую сторону, обрадовались несказанно. Между собой они не раз говорили, что для Дениса лучшей жены, чем Соня, не нужно искать.
И при первом удобном случае Сашенька со свойственной ей решительностью приступила к делу.
– Не понимаю, Денис, почему бы тебе не посвататься за Соню? – сказала она брату. – Чем, в самом деле, она тебе не пара?
– Соня и скромница, каких мало, и хозяйка хорошая, и не бесприданница, – продолжил Дмитрий Никитич. – Покойный родитель за ней приволжскую свою деревню отписал да, если не ошибаюсь, идет за ней как будто, – он поднял значительно палец, – и винокуренный завод в Оренбургской губернии…
– Да что ты говоришь! Винокуренный завод! – рассмеялся Денис Васильевич. – Ну, против такого соблазна, верно, ни одному гусару не устоять… Сватайте, я готов!
– Не дурачься, пожалуйста, – обидчиво сказала Сашенька. – Мы с Митей говорим с тобой серьезно…
– Ей-богу, я не дурачусь, – обнимая сестру, произнес Денис Васильевич. – Просто смешно стало, с какой чувствительностью Митя винокуренный завод помянул… А Соня мне, признаюсь, по душе, ежели сосватать поможете – я вам в ножки поклонюсь! Прошу лишь об одном, – добавил он, вспомнив печальный опыт прошлого сватовства, – чтоб, кроме вас, ни одна живая душа прежде времени об этом не ведала… Мало ли еще как дело повернуться может!
