«Слабость» из игроков он начал вышибать через изнуряющие тренировки. Самыми «страшными», по воспоминаниям хоккеистов, были так называемые интервальные тренировки. В субботу у команды была тренировка, в воскресенье выходной, а понедельник Тихонов устраивал так называемое «Сантьяго».
«Это упражнение называлось Сантьяго по аналогии с заключенными, которых после победы хунты в Чили при Пиночете держали на стадионе. Не помню, кому первым пришло это в голову, но это было попадание в точку: нам казалось, когда мы занимались легкой атлетикой на стадионе, что мы испытываем те же нагрузки и страдания, что и заключенные на стадионе Сантьяго. На стадионе действительно выпадала огромная силовая скоростная нагрузка. При Тарасове этого и близко не было. А Тихонов это применил и в ЦСКА, и в сборной. Потом все этим стали заниматься. При Тарасове были короткие отрезки — стартовали из разных положений. При Тихонове очень много — 400 метров, 10 раз по 400, 15 по 400, 12 по 400, часть дистанции бежали не быстро, потом ускорялись, — вспоминал в беседе Сергей Гимаев. — За 75 или 85 секунд должны были пробежать 400 метров. Три минуты перерыв. Очень большое внимание при этом уделялось медицине. При Тихонове научное медицинское обеспечение очень сильно развилось».
«Тихонов стоял над нами с секундомером — столько-то пробежать надо было, столько-то поднять. А у Тарасова всё в динамике было, в прыжках, даже с отягощением. Например, блин берешь, пас даешь, кульбит, а в тебя уже еще блин летит. Это были не просто блины, это был элемент творческого образа на воображаемой площадке», — рассказывал Владимир Лутченко.
«Пробежать 16 отрезков по 400 метров с короткими паузами — ребята, это пытка! Особенно, когда у тебя вес под центнер, а на дворе жара 30 градусов. Пульс был запредельный. Порой после таких забегов игроков откачивали врачи. Единственный, кому всё было нипочем, был Балдерис. Он-то с Тихоновым еще в рижском “Динамо” работал, так что организм уже был адаптирован к этой пахоте. А вот Петров, Михайлов, Харламов и другие ветераны после проклятого “Сантьяго” долго не могли прийти в себя», — признавался в интервью знаменитый защитник ЦСКА и сборной Алексей Касатонов.70
Валерий Харламов не был большим любителем таких продолжительных забегов. Тем более после отпуска. И тем более после тяжелого перелома голеностопа. Но терпел. Жаловаться не привык. Терпел сквозь зубы.
«Бежишь и думаешь — опять готовишься в стайеры или марафонцы. Опять на лед не выходим, а работаем со штангой. Умом всё понимаешь: атлетизм, физическая подготовка — тот фундамент, на котором строится весь хоккей, и тем не менее велико искушение бросить всё: осточертели кроссы и бесконечные забеги на стометровку… — признавался Харламов в автобиографии. — Когда в июле Виктор Васильевич Тихонов сказал нам, что мы будем во время одной тренировки, точнее — в ее конце, пробегать десять раз по 400 метров, причем каждый раз укладываясь в 70 секунд, то мы восприняли это как дурную шутку. А сейчас пробегаем, и ничего, живы. Бывают моменты, когда не хочется ни играть, ни тренироваться, Ничего не хочется: глаза не смотрели бы на лед, на шайбу и на клюшку. Тем более трудно справиться с апатией в неудачном сезоне. Иногда после проигранного матча, когда мучительно болят мышцы, когда нет, кажется, сил шевельнуть рукой, приходит мысль: всё, хватит, пора кончать, пусть молодые побегают. Не пропаду. Не устраиваю ЦСКА — перейду в другой клуб, борющийся за восьмое или девятое место».
Еще одним испытанием, в первую очередь для опытных игроков, было то, что Тихонов начал «ставить» армейцам игру в четыре звена. Недовольство звезд сборной СССР вызывала эта новая тактическая модель игры, которую исповедовал, как они его называли, «динамовский тренер».
Схема Тихонова, сокращающая для хоккеиста время пребывания на площадке, предлагала абсолютно иные требования к спортсмену: теперь более плотными и насыщенными стали проводимые им отрезки на льду. Хоккеисту в пересчете на промежуток времени приходилось проводить больше технико-тактических действий: передач, финтов, единоборств, что, разумеется, требовало от него гораздо больших усилий и мастерства, чем прежде. Первая тройка, не проигрывавшая свои микроматчи и проводившая на площадке большую часть времени, должна была делить это время с другими игроками. И не просто с «молодыми», а с теми, кто или уже блеснул в сборной, или настойчиво стучался в ее двери.
«Когда Тихонова приглашали и в сборную, и в ЦСКА, была государственная задача: сборная СССР по-прежнему должна считаться лучшей в мире, — вспоминал Сергей Гимаев. — Поражение на чемпионате мира в 1977 году было воспринято на самом верху очень болезненно. Получив эту государственную задачу, Виктор Васильевич стал перестраивать команду с прицелом на предстоящую четырехлетку. В 1980 году Михайлову исполнялось 36 лет. Тихонов, безусловно, понимал, что до Олимпиады в Сараево тот вряд ли дотянет. Михайлова он не хотел сильно обижать, но дал ему понять, что ставка будет сделана на других, на новых игроков. С Петровым у Тихонова конфликт был. На него сборная уже рассчитывать не могла. Харламова, кстати, Тихонов не особенно и трогал. По моему мнению, Валера, если бы не погиб, еще продолжал бы играть».
Тихонов, безусловно, понимал, каким авторитетом обладают в команде игроки первого звена. Видел он и то, что ветераны поначалу не приняли его методов и вообще отнеслись к нему как к чужаку. Говоря современным языком, у тренера на первых порах не было действенных рычагов воздействия на хоккеистов. Тем более что с началом сезона 1977/78 года первая тройка набрала приличный ход и безоговорочно была лучшей и в чемпионате, и в сборной. Придираться к их действиям на льду было попросту глупостью: они забрасывали большинство шайб и делали результат, который был поставлен во главу угла при выполнении задачи Кремля. Добавим и то, что молодая поросль, будущие звезды, только вливалась в состав. Поэтому Тихонов ждал не того, когда «проколется» первая тройка, а того, когда назреет не точечная, а по-настоящему знаковая смена поколений. А произойдет это только через два года после его прихода в ЦСКА и сборную, в преддверии Олимпиады в американском Лейк-Плэсиде.
После аварии, в которую попал Валерий Харламов, часть его обязанностей в тройке пришлось взять на себя Петрову и Михайлову. И справились они с этим с блеском, выйдя на совершенно новый уровень игры и взаимопонимания. Это и было продемонстрировано ими в сезоне 1977/78 года. Сезон и у всего ЦСКА, и у первой тройки выдался блистательным. Команда оторвалась от своих соперников сразу же на старте чемпионата. Уверенной игре армейцев способствовало то, что в команду в приказном порядке «для службы в армии» были переведены Хельмут Балдерис из рижского «Динамо», Сергей Капустин и Сергей Бабинов из «Крыльев Советов», Михаил Варнаков из Горького. Впервые с 1970 года армейцы оторвались от ближайших соперников более чем на 10 очков: 13 баллов составлял их отрыв от занявших второе место земляков из «Динамо».
