Опять тринадцатое число!..
Трудно передать мое тогдашнее состояние. Особенно остро переволновался, когда меня пригласили в Смоленск для вручения диплома и ленты почетного гражданина. Состоялся большой литературный вечер с речами и поздравлениями. Но больше всего впечатлила встреча с городом. Прошелся по его восстановленным после войны улицам. В 1940–1941 годах шагал я по ним в курсантском строю в баню впереди роты с барабаном на груди, выбивая в такт шагам четкую дробь. Побывал в чудом сохранившемся здании бывшего военного училища, в своей бывшей казарме, потоптался на месте, где когда-то стояла моя курсантская койка, походил по бывшей спортивной полосе, где учился штыковому бою и где впервые осмелился крутнуть на турнике «солнце»… Будто во сне все. Невозможно было поверить, что бывший ротный барабанщик стал почетным гражданином этого города! Чудеса!.. Сам смеялся над собой, хотя душили слезы. Вот были бы живы отец и мать да услышали бы такую новость!
Не погрешу, если сознаюсь, что из всех моих боевых и трудовых наград (девяти орденов и многих медалей) эта награда — самая дорогая для меня. Ее постарались не заметить наши литературные газеты, зато заметили друзья, поздравили, порадовались со мной и в то же время начали донимать упреками, что я в свое время не приобщился к ходатайствам наших маршалов о присвоении Смоленску звания города-героя, особенно после того как такими званиями были облечены Новороссийск и Керчь.
Я считал себя очень маленьким человеком, чтоб решиться на такую нескромность, да меня никто и не приглашал подписывать такое ходатайство. Мне было только известно от маршала Чуйкова, что они, группа виднейших военачальников во главе с маршалом Жуковым, уже дважды писали по этому поводу письма в Политбюро. В результате в начале семидесятых годов Смоленск был награжден всего лишь орденом Отечественной войны первой степени, а потом еще орденом Ленина.
Как же надо было понимать такую недооценку Смоленска? Ведь именно он и оборонительные бои на Смоленских высотах в 1941 году спасли Москву. Оказывается, были на то причины, которые выдвигал на заседаниях Политбюро Михаил Суслов. О них мы узнали позже: первая — в Смоленске в 1942 году генерал Власов сформировал Российское правительство (Гитлер разогнал его); вторая — немцам удалось захватить в Смоленске архивы КГБ и партийную документацию. И еще ходила версия, что Смоленск был сдан врагу без боя.
Все это правда, кроме последнего. Действительно Сталин, узнав, что 16 июля 1941 года Смоленск пал, был взбешен и приказал найти виновных, дабы отдать их под суд военного трибунала. Была создана специальная комиссия во главе с начальником артиллерии Западного фронта генералом Камерой. Расследуя обстоятельства захвата врагом города, комиссия установила, что его обороняли всего около семи тысяч человек наших кадровых войск, три истребительных батальона и один батальон милиции. На город же внезапно навалилась мотомеханизированная дивизия генерала Больтерштерна, превосходившая в силах защитников города во много раз.
Я однажды рассказал эти подробности Николаю Грибачеву, бывшему смолянину, и предложил ему как члену ревизионной комиссии ЦК, главному редактору журнала «Советский Союз» написать письмо в Политбюро ЦК и еще раз рассказать в нем о Смоленске. У меня были документальные сведения о том, что с первых же дней войны сто тысяч смолян ушли в ряды Красной Армии. Из них около трехсот человек потом были удостоены звания Героя Советского Союза. Подсчитано, сколько километров траншей и противотанковых рвов было вырыто руками смолян, какое количество создано партизанских отрядов, включившихся без промедления в вооруженную борьбу, и т. д.
Грибачев обрушился на меня с упреками, спрашивая, почему я сам не решаюсь написать об этом в ЦК. Все мои доводы о том, что мое письмо после коллективных обращений в Политбюро группы маршалов не возымеет действия, он гневно отвергал и доказывал, что время уже внесло ясность в понимание роли Смоленска в обороне московского направления. Тем более что городами-героями стали Керчь и Новороссийск, не более отличившиеся в ходе войны, чем Смоленск!
— Но мне, почетному гражданину Смоленска, неудобно хлопотать о своем городе, — считал я.
— Наоборот! Мне неудобно, ибо я там не воевал, — возразил Грибачев. А у тебя все карты в руках!
— Да не дойдет мое письмо до Политбюро!
— А ты отнеси лично Аветисяну! Он же твой однополчанин.
Грибачев знал, что Степан Петрович Аветисян — первый заместитель заведующего Общим отделом ЦК — служил раньше в Главпуре, и я с ним хорошо знаком.
Этот совет вдохновил меня, и я с великим тщанием потрудился над документом. Его копию отослал первому секретарю Смоленского обкома партии И. Е. Клименко, а оригинал вручил С. П. Аветисяну… Догадываюсь, что Степан Петрович поднял из архивов ходатайства Г. К. Жукова и других маршалов о присвоении Смоленску звания города-героя, и наконец-то вопрос был решен положительно: уже 21 июня 1985 года Николай Иванович Рыжков вручил Смоленску Золотую Звезду.
Смоленск стал моей судьбой. Часто вижу его во сне горящим и в руинах. А вместе с ним — Ярцево, Ельню, Соловьевскую переправу, Вязьму. Понимаю, что роман «Меч над Москвой» не завершает эпопею «Война». Болит душа при размышлениях о Вяземской катастрофе, где погибло в жестоких боях с врагом почти пять наших армий. А оборона Тулы?.. Без них не будет полной картины битвы за Москву. Собрал горы материалов, будоражат сердце воспоминания. Но в какое-то время пришла мысль, что может не хватить времени написать обо всем задуманном. И эта мысль не or малодушия — все мы смертны. Вот уже восьмой год, как умерла моя жена Антонина, с которой мы прожили сорок два года, ушли из жизни Петр Иванович Морозов и генерал Александр Косицын, недавно похоронили Николая Грибачева. Это — жестокая реальность, которую нельзя сбрасывать со счетов, размышляя над своими творческими планами. Ведь каждая книга — это годы труда. А сколько пережитого останется «за бортом». И решил вначале написать эту фрагментарную воспоминательную повесть-исповедь. Она — без покаяния, ибо все мое поколение жило той жизнью, какую уготовила ему судьба. Жило по большому счету честно, не щадя себя, не смиряясь в меру своих сил и своего понимания происходящего с неправдой и несправедливостями.
Поставив точку над этой бесхитростной книгой, окунаюсь в очередные трудности. О минувшей войне надо писать еще много, постигая и все то новое, что открывает нам время, но нисколько не изменяя истине, не приспосабливаясь к тем «мыслителям», которые унижают нашу историю и оскорбляют память погибших в борьбе в фашизмом.
