«Трудное время. Тяжелая задача. Тяжелая измена.
И все же таки задача будет решена, рабочие сплотятся, крестьянское восстание и крайнее нетерпение солдат на фронте сделают свое дело! Теснее сплотим ряды, — пролетариат должен победить!»
Но слово было не за ним. Вот уже несколько дней заседал Военно-революционный комитет во главе с Троцким. Они принимали решение. Через шесть дней был дан сигнал к выступлению.
Над городом, давно чуявшим свою погибель, занималось пасмурное, серенькое утро. Холодный ветер гнал с залива тяжелые тучи, но сильных дождей не было — моросило, и на улицах блестели лужи. Часам к девяти утра дождик прекратился, и сквозь тучи проглянули светлые полоски чистого неба. Приближалась зима, вот-вот должен был выпасть первый снег. Было обыкновенное хмурое утро, какие бывают поздней осенью. На улицах бегали трамваи, сновал народ, как всегда, продавали свежие газеты, — правда, одна газета в тот день не вышла, но об этом будет особый разговор. В этой деловой суете не было ничего необычного. Чиновники спешили в свои конторы, рабочий люд — к станкам, на заводы и фабрики. Люди респектабельные, располагающие средствами, и прочие, кто мог себе позволить выход в театр, уже с утра размышляли о том, что надо бы непременно приобрести билеты в Мариинский театр — там давали новый балет с Карсавиной в главной партии. В тот сезон пел Шаляпин. Мейерхольд возобновил постановку стихотворной драмы графа Алексея Толстого «Смерть Иоанна Грозного», той самой, в любительских представлениях которой в аристократических гостиных охотно участвовал Достоевский совсем незадолго до своей смерти. Скоро всей этой размеренной, привычной городской жизни придет конец. Мог ли кто-нибудь тогда себе представить, разгуливая по улицам столицы и наблюдая фешенебельную публику на Невском, что в Смольном, смотрящемся в воды Невы голубыми куполами и золотыми крестами своего собора, засела кучка отчаянных голов, именующих себя Военно-революционным комитетом, и что эти люди готовят революцию, которая не только перевернет до основания всю Россию, но и шагнет далеко за ее пределы, объяв чуть не четверть земного шара.
Смольный был захвачен левыми партиями еще в дни Февральской революции. До этого более века это длинное, трехэтажное здание служило помещением для Института благородных девиц — в нем воспитывались девушки из дворянских семей. В классах, где раньше преподавали этикет, французский язык, русскую историю, в 1917 году разместились штабы революционных партий — большевиков, меньшевиков, эсеров и анархистов. Над покрытыми эмалью аккуратными табличками, обозначавшими номера классных комнат и их предназначение, торчали приклеенные клочки бумаги с названиями заседавших за их дверями партий и партийных группировок. Залы были просторные и казались еще больше оттого, что стены их были выкрашены в белый цвет. Постепенно, к осени, в Смольном остались только большевики и меньшевики. К началу ноября большевики уже стали считать Смольный исключительно своей собственностью, с неудовольствием терпя соседство меньшевиков.
Здесь, в Смольном, в течение двух недель Троцкий вместе со своими единомышленниками разрабатывал план вооруженного восстания. Заметим, что Смольный не охранялся, — никакого караула у дверей не было. В те дни в Петрограде царила атмосфера редкой терпимости, вседозволенности. Кстати, государственные учреждения тоже стояли никем не охраняемые.
В ночь на 5 ноября Керенский, постоянно получавший предупреждения о том, что большевики готовят восстание, наконец-то решил действовать. Он отдал приказ батальону штурмовиков переместиться из Царского Села в столицу. Одновременно из Павловска в Петроград была стянута артиллерия. Крейсер «Аврора» получил распоряжение выйти в море. Инженерам связи было велено прервать телефонное сообщение со Смольным, и кроме того, было решено прекратить издание большевистской газеты «Рабочий Путь». В половине шестого утра вооруженные отряды под командованием офицера, имевшего ордер на обыск, подписанный начальником Петроградского военного округа, ворвались в помещение редакции, рассыпали набор и сожгли восемь тысяч экземпляров отпечатанного выпуска, после чего, изъяв все документы, обнаруженные в редакции, опечатали помещение и выставили вокруг здания своих постовых. Примерно в то же время были перерезаны телефонные провода, ведущие в Смольный.
Таковы были самые первые меры борьбы с большевиками, предпринятые Керенским с целью спасти Февральскую революцию; с них-то и началась гражданская война, которая закончилась только когда вся Россия оказалась под властью большевиков.
Проснувшись утром 6 ноября, Троцкий, к изумлению своему, узнал, что большевики лишились газеты и телефонов. Сразу же был организован отряд мотоциклистов, которым поручили наладить связь с теми заводами и фабриками, где рабочие поддерживали большевиков. Проблему ареста типографии тоже удалось уладить благодаря одной молодой женщине, сотруднице газеты, которая успела выскользнуть из здания во время налета. Она сообщила, что налетчики опечатали двери обыкновенным воском.
— Разве нельзя эти печати сломать? — спросила она.
— Почему же нельзя? — поддержал ее Троцкий. Пройдут годы, и он не без иронии будет вспоминать, с чего началась новая российская революция: с того, что были сломаны несколько миллиметров воска на опечатанных дверях редакции, а эту простую идею подала никому не известная молодая женщина, имени которой он даже не запомнил.
Но оставалась проблема с выставленными вокруг здания редакции газеты постовыми.
— Рабочие типографии вернутся к станкам, если им дадут вооруженную охрану, — продолжала все та же молодая женщина.
Троцкий только этого и ждал. Он немедленно приказал Литовскому полку окружить здание газеты «Рабочий Путь» и наладить выпуск большевистского печатного органа. Вслед за тем Военно-революционный комитет издал декрет, запрещавший закрывать типографии большевистских газет. Это был первый декрет большевиков, за которым последуют новые и новые декреты — их будет издано бесконечное множество во время Октябрьской революции. Второй, также продиктованный Троцким, был выпущен сразу же после первого. Его разослали во все подразделения Петроградского гарнизона. Он гласил: «Этой ночью враг народа предпринял попытку наступления. Военно-революционный комитет возглавил сопротивление вылазке заговорщиков».
Таким образом Троцкий желал создать видимость, будто восстание явилось актом самозащиты, вынужденной мерой, направленной против коварного, ненавистного правительства. Смысл всего этого был в том, чтобы большевики смогли оправдать начатые ими боевые действия, необходимые как бы из соображений революционной морали. Это был исключительно ловкий ход, в результате которого законное правительство России за одну ночь превратилось в кучку контрреволюционеров-заговорщиков.
