Эдуарду Львовичу надоело сидеть на ветру, или он вспомнил, что пора кормить попугая. Во всяком случае, он наглядно показал, что на этом судне является еще капитаном, а не пустым местом.
Он неторопливо встал, опрокинул бочку на бок, дождался, пока Диоген на четвереньках выбрался из нее, затем швырнул бочку за борт и рыкнул:
— Марш на камбуз чистить котлы, искусствовед! А по дороге загляните к своей начальнице и пошлите-ка ее ко мне в каюту!
— Я подчиняюсь только насилию! — сказал Диоген и отправился выполнять приказание.
Капитан Саг-Сагайло кормил Попку.
— По вашему вызову, — сказала Татьяна Васильевна, входя.
Эдуард Львович не обернулся.
— Прошу вас, Татьяна Васильевна, подать мне заявление с просьбой об увольнении по собственному желанию в первом же порту захода, — сказал Эдуард Львович, продолжая кидать Попке кукурузные зерна. — Мне стало известно, что вы тайно изучали мои отношения со штурманом Ниточкиным…
— Вы имеете в виду метод скрытого наблюдения?
— Без него, вероятно, не обойтись в самых разных случаях. Любой начальник сознательно или бессознательно применяет этот метод. Но на него, уважаемая Татьяна Васильевна, надо иметь моральное право. Вы гастролер в море. Вы ничего не знаете ни о нем, ни о людях моря. Вы перепутали морских свинок с моряками.
— Я… мы… мы хотели только одного — помочь вам, облегчить вам работу и жизнь, — сказала Татьяна Васильевна, продолжая стоять у дверей капитанской каюты, кусая губы. — Вы не верите в науку?
— Ваша наука нанесла глубочайшую травму Фаддею Фаддеичу. При помощи вашей науки я расколотил и чуть не погубил судно. И мне надоело философствовать с вами. Нового врача я уже заказал по радио. Будьте любезны взять пробы питьевой воды, подайте заявку о необходимости дератизации. Можете идти.
— Хорошо. Я ухожу. Но знайте, что этой науке я отдала всю жизнь. Ради нее отказалась от семьи, от детей, от…
— Вы двуличная женщина, — безжалостно сказал Саг-Сагайло. — Вы здесь чужая, и вы должны уйти.
— Ну что ж, — сказала Татьяна Васильевна и потушила папиросу о каблук. — Я стану здесь своей.
— Валяйте, — сказал Сагайло равнодушно и посмотрел на часы.
Доктор вышла.
В каюте третьего штурмана стояла на столе бутылка с валерьяной. Оставалось жидкости не много.
Сам Ниточкин лежал на койке в трусах. На груди его лежал белоснежный Жмурик.
Вошел Сагайло. Ниточкин вскочил, сбросив кота на пол.
— Хватит распускать нюни, штурман, — сказал Сагайло. — На карте оказались неточные глубины. В последнем «Извещении мореплавателям» сообщается, что этой банке присвоено мое имя. Выговор, конечно, влепят, но он первый, что ли?
— Ну дают! — заорал Ниточкин. — Вы теперь впечатались в историю человечества навсегда! «Банка капитана Саг-Сагайло» — звучит!
— Эту славу следовало бы разделить между нами поровну, — сказал Сагайло. — Сядь! И штаны надень!
Петя послушно сел и начал натягивать штаны.
— Теперь слушай внимательно! Мы с тобой фи-зи-о-пси-хи-чес-ки несовместимые объекты.
— Есть! — машинально сказал Петя.
— И нас разлучат в приказном порядке.
Петя вздохнул и налил себе в стакан валерьянки.
Сагайло потер грудь с левой стороны и сказал:
— Капни и мне. Сердце что-то начало зашкаливать.
Петя налил. Кот замяукал просяще. Петя капнул ему на пол.
— Ты назначен на новый виновоз. Знаешь к кому?
— Один черт, — вяло махнул рукой Петя.
— К Фаддеичу.
Петя невольно заулыбался и вдруг воскликнул в порыве молодой откровенности:
— Эдуард Львович! Если вам когда-нибудь станет плохо — на земле, на море и в дурацком космосе или черт знает где, — вы только свистните!
— Спасибо, Петр Иванович! — с чувством сказал Сагайло, протягивая Пете руку.
И тут, ошалевший от своей порции, Жмурик взвыл нечеловеческим голосом, подпрыгнул и вцепился Сагайле в брюки. Он повис на капитане, как леопард на слоне.
— Мистика! — сказал Петя, отцепляя кота от капитана.
— Никакой мистики на свете нет! — упрямо сказал Сагайло. — Вы, Петр Иванович, просто налили ему выше нормы!
— Не будем спорить, — пробормотал Ниточкин.
— Если хочешь знать, Петя, — заговорщицким шепотом сказал Сагайло, — все эти годы я сам добивался назначения тебя на те суда, на которых плавал сам…
— А вы думаете, я такой идиот, что об этом не догадывался? — спросил Петя, и они чокнулись стаканами с валерьянкой.
Два буксира раскантовывали теплоход в ленинградском порту носом на морской простор. «Профессор Угрюмов» снимался в очередной рейс. Шел дождь, осенний, ленинградский.
У края причала, впереди немногих провожающих, стоял и махал руками Ниточкин.
За спинами провожающих пряталась Татьяна Васильевна.
На крыле теплохода застыла неподвижная фигура капитана Саг-Сагайло. Он снял фуражку с абсолютно белой головы и махнул Ниточкину.
За углом пакгауза Ниточкин догнал Татьяну Васильевну, обнял ее неловко за плечи и прижал к мокрому плащу.
— Он меня презирает! — сквозь рыдания сказала Татьяна Васильевна.
— Я всегда думал, что ему хватит ума на это, — сказал Ниточкин. — Но теперь я разочаровался в нем. Он вас — увы, прав Диоген — любит. И сейчас он чувствует себя угасшей звездой… Тушь течет…
И Ниточкин вытер лицо Татьяны своим платком. И повел ее с причала, держа за руку, как девочку.
— Когда будете заполнять анкету в загсе с этой сильной личностью, пошлите мне радиограмму, — сказал Ниточкин. — Свадебным подарком будет… акула…
Открытый океан. Зыбь.
Катятся вечные волны, голубые и зеленые, серые и черные, украшенные полосами сдутой ветром пены.
В волнах играют дельфины, жизнерадостные, спортивные, лукаво-любопытные. Они заглядывают нам в глаза. И кажется, это они задают задумчивым женским голосом вопросы, на которые ищут ответы человечество и Татьяна Васильевна:
СМЕЕТЕСЬ ЛИ ВЫ ИНОГДА ПРИ НЕСМЕШНЫХ ШУТКАХ?
ДОЛГО ЛИ ВЫ ПЕРЕЖИВАЕТЕ ПОСЛЕ СЛУЧИВШЕГОСЯ С ВАМИ КОНФУЗА?
УМНЫЙ ЛИ ВЫ ЧЕЛОВЕК?
Виктор Конецкий. 1947 г.
Лейтенант Виктор Конецкий. 1952 г.
Виктор Конецкий на СРТ № 4139 перед выходом на трассу Северного морского пути в Порт-Артур. Архангельск. 1953 г.
Виктор Конецкий в поселке Дровяное (Кольский залив). 441-й Отдельный дивизион АСС Северного флота. 1954 г.
