Проблем, как уже отмечалось, множество, и для решения их во многих сферах жизни общества требуются далеко идущие реформы. Военная и судебная реформы, реформа деятельности средств массовой информации, образования, словом, сумма реформ, которая поможет нам создать гражданское общество демократическое и эффективное.
Мне кажется, руководству следовало бы не импровизировать в закрытом узком кругу высших чиновников, а создать группы высококвалифицированных и безупречно честных людей для выработки программ каждой из реформ. Эти программы должны быть прозрачными и ясными обществу. Только тогда они превратятся в большую политику, без которой нам не добиться возрождения и процветания России. И наконец, одну, наиболее квалифицированную, творческую программу, возможно, следовало бы создать для решения общих и наименее ясных для населения проблем: о наших целях, о том, куда мы хотим вести страну и какой хотим ее видеть через десять — двадцать — тридцать лет. Общая ориентация необходима для сплочения народа, для пробуждения его творческой энергии и сознания.
Есть ли у В.В.Путина такие возможности? Безусловно, есть, хотя никто, кроме него самого, не может дать гарантии, что эти возможности будут должным образом использованы. Во всяком случае, такие возможности могут появиться, когда и если он окончательно освободится от уз «семьи» и ближайших сподвижников своего предшественника, наберется больше опыта и соберет вокруг себя более способных людей — не обязательно из Санкт-Петербурга, и не обязательно очень молодых и имеющих стаж работы в силовых структурах.
И в заключение еще один момент. В последние годы перед глазами миллионов россиян сменились несколько руководителей, и обычно ситуация была такой: встречали их с надеждой и сразу давали высокий рейтинг. Потом рейтинг и надежды все больше падали, достигая, как правило, очень низкого уровня. Почему бы нынешнему Президенту не изменить эту динамику: получив высокий начальный рейтинг и большие надежды, устремить все силы на то, чтобы теперь их приумножить, достигнув самых больших успехов именно к концу правления нынешней команды?
Это исключительно трудная задача. Но положение страны, пережившей крушение мощнейшей в истории тоталитарной системы и гигантской империи, не предполагает легких решений и простых ответов. Впрочем, разве были они когда-нибудь в нашей истории вообще?
Одни из них, так оказать, мой «подельник» — проходивший по одному со мной партийному делу Борис Манойлович Афанасьев, болгарский революционер и советский разведчик, изгнанный в 1948 году из разведки и потому оказавшийся в издательстве. Когда умер Сталин, его пригласили на прежнюю работу. Он вскоре, правда, вышел в отставку и еще много лет — вплоть до смерти — работал заместителем редактора журнала «Советская литература», В 1954 году он мне рассказал, что по своей короткой «второй» работе в КГБ достоверно знает: в начале 1953 года были получены предписания увеличить а связи с предстоящим «наплывом» заключенных «емкость» тюрем и лагерей и подготовить для перевозки заключенных дополнительное количество подвижного железнодорожного состава. По его же словам, разрешение бить и пытать подследственных, после 1937 года в течение многих лет остававшееся в основном «монополией» центра, было снова дано всем. Словом, в последние месяцы жизни Сталина карательный аппарат готовился к новой волне массовых репрессий.
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 52. С. 272.
Правда. 1964. 19 мая.
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 88.
Он сам вскоре был безвинно арестован и казнен. Но я думаю, что, восстанавливая историческую правду, мы не можем не сказать правды, которая их не красит, и о людях, ставших невинными жертвам и мучениками.
Характерно, что в последние годы жизни Л.И.Брежнева (может быть, по инициативе того же М.А.Суслова) было официально запрещено направлять записки и иные материалы представителям руководства и работникам аппарат ЦК — все должно было направляться в адрес «ЦК КПСС», то есть в Общий отдел, который курировал К.У.Черненко. И уже там анонимные чиновники решали судьбу присланного материала — многое шло «в корзину», другое — в пару отделов ЦК, и лишь в отдельных случаях плод трудов ученых прорывался к руководству. Естественно, что это быстро ощутили научные коллективы, и у ученых бил отобран даже и моральный стимул к работе, и, что хуже всего, — стимул не только писать записки, но и думать: зачем трудиться, если твои мысли никому не нужны?
Имеется в виду успешная поездка Н.С.Хрущева в США в 1959 году, породившая надежды (к сожалению, не сбывшиеся) на то, что удастся быстро покончить с «холодной войной».
Time.1969. 7 Febr. Р. 23.
Soviet Diplomacy and Negotiating Behavior: 1979–1988. New Tests For U. S. Diplomacy. GPO, 188. P. 563–564.
Экземпляр рукописи, кстати, вскоре попал и к нам в консультантскую группу. Мы попытались помочь ее публикации, но, увы, безуспешно.
Среди советников нашей делегации родилась шутка: китайцы ждут из Пекина «новой порции цитат». Посмеиваясь над таким стилем работы, мы испытывали определенное чувство превосходства, рожденное недавно относительной (очень относительной) свободой мысли. Но мы были к китайским товарищам несправедливы, забывали, о чем кому-кому, а нам надо было помнить: в каких жестких, опасных условиях жили и работали тогда — при махровом культе личности, тоталитарной диктатуре — наши китайские коллеги. Почти все они вскоре — и годы «культурной революции» — оказались жертвами проработок, унижений и репрессий.
О причинах такой поспешности («Письмо» было опубликовано в разгар переговоров, дав китайской стороне повод 20 июля их прервать) можно только догадываться. Думаю, одной из них была горячность, импульсивность, нетерпимость Н.С.Хрущева, а другой — его и, наверное, ряда его коллег обеспокоенность, что китайское руководство делало всё возможное для распространения своего письма в Советском Союзе, среди советских граждан, не говоря уж о других странах и партиях. Дело в том, что среди слабостей Хрущева был, по-моему, страх быть уличенным в отступлении от марксизма-ленинизма. Скорее всего, поэтому он поначалу решил вообще не публиковать в нашей печати китайское «Открытое письмо». Хотя официальная версия, естественно, другая — мы, мол, не публиковали «Открытое письмо» КПК, так как опасались, что это может испортить обстановку накануне встречи представителей обеих партий (но в разгар встречи все-таки опубликовали?).
