в лиман и проболтали до утра.
– Ладно, семейка тянет, – неохотно сказал я, – Пора родных навестить.
– Замётано! – бойко ответил он, не обращая внимания на моё показное безразличие.
Семейка меня никуда не тянула, но идея пришлась как нельзя кстати. Отец Григорий уже провел активную пропагандистско-разъяснительную работу в лучших традициях церковного и коммунистического учений. Вместо слов «добрый вечер» супруга встретила меня фразой: «Почему ты обидел общину?». Я сделал вид, что не понял, и заметил, что ни к каким общинам не принадлежу.
– Отцу Григорию отказали в помощи, и не пустили дальше проходной.
– У нас не царствие небесное, а режимный объект. И деньги мы там не печатаем, даются они очень тяжело. Затяжной кризис, пандемия. Приходится проводить реструктуризацию и сокращение расходов.
– А отец Григорий говорит, что на храмы на Руси последнее отдавали.
– До последнего он, слава богу, нас не довел, но в принципе совершенно прав. Христианская благотворительность должна быть жертвенной: если у меня две рубахи, а у моего ближнего ни одной, значит я вор. Почему бы тебе не подарить ему свою машину, а самой передвигаться на общественном транспорте. Вот оно и было бы последним.
– Мы же ему пожертвовали Фольксваген Поло, а эту он не сможет обслуживать.
– А ты перестань ходить в салоны красоты и СПА и пожертвуй ему деньги на обслуживание.
Соблюдавшая до этого враждебный нейтралитет тёща не выдерживает:
– Зачем же Вы нас куском хлеба попрекаете?
– Куском хлеба вас попрекает отец Григорий, которому он кажется слишком большим. Давайте оставим этот неприятный разговор на ночь глядя. Я вот о чем подумал, не навестить ли нам Васю? Я в тех краях буду с Володей по делам, он бы меня потом забросил, а Вы бы сами приехали.
Тёща обрадовалась. Ее сынок Вася обижается на мое небрежение, и корит в этом мамашу и сестру. Этот раунд заочного противостояния с церковной номенклатурой завершился достаточно удачно.
Володя заехал за мной в офис в пятницу. Как всегда, при поездках вне города, за рулем сидел руководитель его службы безопасности. В советском прошлом начальник райотдела милиции. Большой приколист и профессионал. Володька приметил его на одном из так называемых партийных заслушиваний, где все руководители регулярно отчитывались. На вопрос о том, как он относится к перестройке, Петро Вершигора ответил: «Мы ее переживем». В более ранние времена за такой ответ могли бы и в тюрьму упрятать. Но в клоунадско-перестроечные ограничились внушением, а Володька его потом пригласил к себе.
До родного хутора Володи доезжаем быстро. У Петра свой фирменный прием разговора с гаишниками. На их приветствие после остановки, он орет начальственным голосом: «Ты кого остановил, оборотень в погонах?!». После чего резко срывается с места. Срабатывает всегда. На генном уровне чувствуют своего. И номера на машине красивые.
Родной Володькин хутор Железный должен быть переименован в честь самого знаменитого уроженца. В девяностые он буквально возродил его. Построил свое поместье, несколько домов нужным людям. За ними потянулись другие. Местные резко повысили свое благосостояние на росте цен на землю и обслуживании постсоветской знати. Они сами следили за прибыльным порядком. Когда двое пришлых попались на воровстве из поместий, их связали и утопили в лимане (по-нашему, по-содомски).
За поместьем Володи присматривает семья, живущая тут же в отдельном доме. Она встречала нас у ворот. С ними ещё местная дивчина Галя и беженец Ильяс, плюс сынок подросток, как и отец, одетый в камуфляж. На них Володя остановился, потому что Ильяс не входил в местную тусовку и, как и моя Катька, не зажратый, всем обязанный, полностью зависимый, поэтому неизбежно преданный. Семья выстроилась во дворе, Володя сказал:
– Париться утром будем, а сейчас поужинаем и в плавни.
Стол в беседке уже был готов. Расстановка блюд в каждый приезд была неизменной. Я традиционно нацелился на сваренную по местному рецепту уху красного цвета и, изготовляемый только здесь, специалитет – жирную прессованную икру под названием «галаган».
Прямо за домом – причал с роскошным катером. Садимся и отчаливаем. Володя медленно ведет катер по узкому проходу между высокими стенами камыша. Плавни. Заплутаешь – не выберешься, хуже леса. После гражданской в них еще лет пять скрывались противники советской власти, и выкурить их так и не смогли, сами вышли. Но мы не заплутаем, наш канал четко выводит в лиман – неглубокий залив с абсолютной гладью воды. Полная тишина и темнота. Володя глушит двигатель, мы укладываемся на роскошные замшевые диваны и долго молча смотрим на звездное южное небо. Наконец Володя говорит:
– Нигде и ничего лучшего не найдешь. Чего тебе так чужое море приглянулось?
– Идея, – отвечаю я. – Ты же не захотел прочитать.
– Да, прочел, интересно даже. Только зачем ты эту схему накрутил? Жизнь она простая.
– Чёрт его знает. Вроде и простая, и есть все, а как-то не складывается. Вот жене и тёще – чего не хватает? Всё чем-то не довольны.
– А ты бы разок дал по рогам. Наши казачуры без этого не понимают, а ты с ними разговоры разговариваешь. Вот моей как-то бабы «стукнули», она рот открыла. Так я схватил подушку и придушил ее на койке. Сразу поняла.
– Это ведь я так, к слову пример. Людям-то чего нормально не живется? И сами не живут, и другим не дают.
– Да потому что дураки. Я на охоте сижу, жду кабана, тоже задумываюсь. То им тогда не нравилось, то теперь всё не так. А мне что тогда, что сейчас. Пришел из армии, поступил в техникум, стипендия копеечная. Харчей из дома натащишь, так за три дня их всей комнатой и уничтожат. Банку из-под варенья три раза ополаскиваешь. Все время жрать хотелось. Потом в спорте успехи появились, талоны на обед стал получать. Потом в депо токарем зарабатывал больше, чем на комсомоле. И остался бы там, не пропал. Девчата были ещё и лучше, душевнее. Сейчас они все письки бреют, а я не бритую люблю. Охотился бы, рыбачил. Все как сейчас. Еще и спокойнее.
Володя заснул, а я задумался: почему рухнул?
5. СОДОМ ПО-СОВЕТСКИ
Вроде и система «свой-чужой» работала, и «законы-понятия». Крали по кругу, но по чуть-чуть, и всё в итоге в стране оставалось, потому что граница была на замке. Благо страна, как и Содом, чрезвычайно богатая. Можно было не напрягаться, не было стресса от мыслей о завтрашнем дне. Рубль в день и рано дома. Не хватало только рабов, которые своим бесплатным трудом могли бы обеспечивать наслаждения граждан богатейшей страны мира. Потому и наслаждения были крайне однообразны. Хотя, в силу своей дефицитности, очень ценились и приносили истинное удовольствие. А не пресыщение, как нынче. Всех равняли, словно на содомском ложе, и даже слишком. Перекосы были в пользу не
