абрикосовый ликер
Со своей женой, Галиной Михайловной Хайрулиной (сейчас она Пескова, как и моя дочь Даша), я познакомился на пороге. Можно сказать — на входе в новую жизнь.
Это было 4 сентября 1984 года. Когда я более-менее восстановился после травмы, стало понятно, что цирковая карьера для меня навсегда закончена. И я решил попробовать себя в театре. Самый близкий театр к Коряжме был в Котласе. Туда я и поехал.
Открыл дверь служебного входа драмтеатра и буквально нос к носу столкнулся с ней: огромные глаза, распущенные пшеничные волосы ниже попы. Типаж такой же, как у актрисы Натальи Белохвостиковой. Красотка. Ясно, что прима.
Я обалдел, промямлил:
— Здравствуйте…
Она смерила меня надменным взглядом, кивнула.
— Мне бы к директору как-то…
— Входите, налево и по лестнице, на второй этаж.
Отчеканила и ушла.
Меня приняли и тут же дали роль — в спектакле «Печка на колесе». Мне было 24 года. А играть надо было 36-летнего мужика, прапорщика. Но самое интересное, что это была история моего отца!
У главной героини шестеро детей. Муж-алкоголик. Мой персонаж влюбляется в нее, и она становится его женой! Моя первая роль в театре. Как такое можно придумать? Ведь тогда я этого даже не знал. Отец просто сыграл эту мою роль в своей жизни.
На следующий день я пришел на репетицию, меня вводят в спектакль. Краем уха слышу: «Пескоструев, Пескоструев…» Оказывается, мне уже дали кличку в театре. На второй день! Кто ее дал? Конечно, та девушка, с которой я столкнулся при входе в театр!
Она, говорят, рассказывала: «Какой-то там пришел, молодой, яркий такой весь из себя, какой-то песко… Пескоструев, что ли…» И ко мне это прозвище надолго прилипло.
Так я начал играть в театре. Моей первой партнершей по сцене была ведущая актриса — Светлана Полякова. Ее настоящий муж, Владимир Поляков, играл того самого алкоголика. Он уже ушел из жизни, к сожалению, а она до сих пор играет.
Сейчас на театре есть памятная доска, посвященная ему. И каждый раз, когда приезжаю туда, я кладу к ней цветы. Я вообще очень трепетно отношусь к этому театру.
…Репетиции шли где-то неделю. И вот первый спектакль. Там есть такая сцена: я назначаю ей свидание, она приходит ко мне ночью. И я должен ее как-то обнять, поцеловать… На следующий день Полякова жалуется в дирекцию: «Кого вы взяли в театр, кто это такой вообще?! Он даже не может обнять и поцеловать меня в роли нормально, это ужасно, я не хочу с ним играть!»
Меня вызывают «на ковер», объясняют, что надо играть этот эпизод как-то чувственнее, правдоподобнее… Я думаю, ах так!
После второго спектакля она опять на меня жалуется: «Кого вы берете в театр?! Он меня чуть не изнасиловал на сцене! Я не могу с ним играть, потому что…»
Ну как-то мы притерлись друг к другу, конечно, потом.
Так началась моя театральная карьера. И все это происходило на глазах у той девушки, Гали.
А с ней мы подружились. Не было никаких флюидов, просто дружба, приятное общение. Вообще, вся труппа меня приняла, полюбила, я был душой компании. С каждым из тридцати артистов нашел общий язык.
Я отработал в Котласском драмтеатре два сезона — 1984–1985 годы. Сыграл 15 ролей: от «Сына полка» до «Золушки» и «Царевны-лягушки». Во многих спектаклях мы были партнерами по сцене с моей будущей женой. Иногда после выступлений собирались веселой компанией в коммуналке, где жили наши актеры, недалеко от театра. На кухне постоянно травили байки, стояла театральная шумиха, обсуждали прошедшие спектакли, смеялись…
При этом я ездил ночевать домой. 25 километров — до Коряжмы и обратно. Каждый день приезжал к 10 утра на репетицию, потом мне было нечего делать до вечернего спектакля. И я ходил в кинотеатр «Спутник», смотрел кино. А когда кино заканчивалось, шел в театр, играть. И уезжал домой.
Как-то Галя меня пожалела. Говорит: «Ну что ты мотаешься туда-сюда, вот, можешь у меня тут поспать».
Надо сказать, в нее были влюблены все мужики в театре. Все сходили от нее с ума. А тут — какой-то пацан приехал и остался ночевать!
* * *
18 мая 1985 года мы с Галей возложили цветы к памятнику Ленина в городе Коряжма. Шел снег. Свадьба была веселая — в кафе «Садко», на набережной.
После бракосочетания мы, как положено, поехали в свадебное путешествие — в Керчь, к моему армейскому другу, цыгану Игорю Старостину. У него там был сад, дом, и он очень нас звал к себе, так что сомнений, куда именно ехать, у нас не было.
Как-то мы сидели веселой компанией, выпивали, как сейчас помню, абрикосовый ликер. Тепло, море рядышком шумит, беседка увита виноградом… И я Гале шепчу на ушко: «Может… м?» Она отвечает: «А пойдем!»
Так появилась наша Дашка.
* * *
В 1985 году меня пригласили работать конферансье в Архангельскую филармонию. Мы переехали туда вместе с Галиной, уже беременной. И тут оказалось, что ее друг, Саша Сумишевский (Александр Сумишевский — пародист, лауреат Всесоюзного конкурса артистов эстрады. — Прим. ред.) решил уйти из Пермской филармонии, где работал артистом разговорного жанра, появилось вакантное место, и его занял я.
И вот у меня гастроли в Москве, с Пермской филармонией. Мне звонит любимая теща Валентина Степановна:
— Саша, поздравляю, у тебя родилась дочка!
Я, конечно, ужасно обрадовался. Но первое, что пришло на ум и было сказано, прозвучало странно:
— Какой кошмар!
А все потому, что мы-то ждали пацана. УЗИ тогда не было. И все девять месяцев мы гладили животик, имя даже придумали — Данечка, Даниил. Получается, что наша девочка слышала его, привыкала… Значит, надо было срочно придумать какое-то женское имя, которое начиналось бы на «Да». И тут я вспомнил, что у моей бабушки была мачеха — Дария. Его и предложил.
Все согласились моментально, ни у кого не было вопросов.
Я сразу же полетел из Москвы в Архангельск, бегом — смотреть на младенца.
Увидел: малюсенькая такая, голова да ножки…
Галина говорит: «Я ее боюсь мыть. Она такая маленькая…»
Ну что мне оставалось — взял малышку, прижал к себе, унес в ванну, закрыл дверь. И два часа с ней разговаривал. Мыл ее. Именно тогда мы с ней и подружились. Между нами произошло самое важное. Она смотрела на меня своими младенческими глазками. И волосы у нее были длинные, черные, как у ее бабушки. Изжога у Гали была все девять
