Особенно резко выступил Пятницкий против наделения Ежова чрезвычайными полномочиями. Наоборот, он высказался за усиление контроля за деятельностью НКВД и лично наркома Ежова.
После выступления Пятницкого Сталин объявил перерыв, во время которого к Пятницкому подошли Молотов, Каганович и Ворошилов. Они сказали, что имеют поручение Сталина убедить его отказаться от своего выступления.
Каганович заявил, что Сталин верит Пятницкому как человеку и большевику, который никогда не участвовал в оппозициях, что Сталин ценит его как замечательного практика и непревзойденного организатора. Если Пятницкий возьмет заявление обратно, то оно забудется.
Пятницкий отказался последовать «доброму» предложению Кагановича. Тогда Молотов посоветовал ему подумать о судьбе жены и детей, на что Пятницкий ответил, что совесть коммуниста не позволяет ему отказаться от своего заявления. Он совершенно отчетливо представляет свою дальнейшую судьбу. Это его вполне осмысленное действие. Он готов пожертвовать своей жизнью и даже жизнью детей и жены.
На следующий день заседание Пленума началось с выступления Ежова, заявившего, что НКВД располагает неопровержимыми данными о том, что Пятницкий в годы реакции был осведомителем царской охранки. На этой основе он предложил выразить ему политическое недоверие.
Против обвинений Ежова в адрес Пятницкого резко выступила Н.К. Крупская. Обращаясь к присутствовавшим в зале, она заявила: «Вы ведь хорошо знаете Пятницкого. Он — честнейший человек. Его очень любил и уважал Владимир Ильич». Зал ответил гнетущим молчанием. Против предложения Ежова проголосовали только Крупская, Каминский и Воропаев. 7 июля Пятницкого арестовали, 28-го — расстреляли. Репрессировали и семью. (Геннадий Жаворонков. «И единожды не солгавший».)
Поплатился жизнью и выступивший на Пленуме ЦК партии в июне 1937 года с разоблачениями злодеяний Ежова и критикой политического курса Сталина нарком здравоохранения СССР Григорий Наумович Каминский.
По окончании Пленума Г.Н. Каминский был арестован. В течение семи месяцев его допрашивали, в камеру он обычно возвращался залитым кровью, почти бездыханным, но своего мнения не изменил. Он не назвал никого, с кем обсуждал складывавшуюся в стране трагическую обстановку.
8 февраля 1938 года приговор о смертной казни Г.Н. Каминского был приведен в исполнение.
2 марта 1955 года Каминский был реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР за отсутствием состава преступления. (Леонид Загальский. «Он восстал против Сталина». «Литературная газета», 29 ноября 1989 г.)
Обстановку того времени довольно точно отобразил Булат Окуджава:
«Страшный человек, укрывшийся за кремлевскими стенами, был ваятелем судеб советских людей:
Он там сидит, изогнутый в дугу,
И глину разминает на кругу,
И проволоку тянет для основы.
Он лепит, обстоятелен и тих,
Меня, надежды сверстников моих
Отечество. И мы на все готовы».
(К 65-летию Б. Окуджавы. «Московская правда», 09.05.1989 г.)
По свидетельству дочери Сталина Светланы, он «знал, что делал… с холодной расчетливостью утверждал свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять. Делом его жизни стало устранение противников и соперников.
На протяжении двадцати семи лет я была свидетелем духовного разрушения моего собственного отца и день за днем наблюдала, как его покидает все человеческое и он все более и более превращается в мрачный монумент самому себе.
Он забыл все человеческие связи. Его страх в последние годы превратился в настоящую манию преследования… Но его мания не была плодом больной фантазии: он знал, что его ненавидят, и знал, за что».
«Благодаря феноменальной памяти Сталин никогда не забывал даже малейших обид или оскорблений. Спустя десятилетия его месть со всей яростью могла обрушиться на головы виновных». (Австрийский писатель, профессор медицины Антон Ноймайр, в книге «Диктаторы в зеркале медицины», изд. 1997 г. С. 329–477.)
Известный американский политолог и историк, почетный профессор Принстонского университета, непревзойденный специалист по истории сталинизма Роберт Такер в работе «Мемуары биографа Сталина» выразил свое личное отношение к вождю: «Дело в том, что я испытываю отвращение к Сталину, и чем лучше я познавал его как объект своего биографического исследования, тем сильнее росло чувство отвращения».
Такер считает Сталина худшим врагом русского народа, повинным в уничтожении его цвета, доведении страны до разорения, вдохновителем и организатором преступлений, по сравнению с которыми средневековые процессы над ведьмами с их нечеловеческими пытками были просто безобидной шалостью.
Популярный кинорежиссер С.С. Говорухин в беседе с корреспондентом газеты «Куранты» 7 марта 1992 года привел высказывание известного русского писателя-эмигранта Владимира Набокова о коммунизме:
«Я презираю коммунистическую идею, как идею низкого равенства, как отрицание земных и неземных красот, как скучную страницу в праздничной истории человечества, как нечто грубо посягающее на мое свободное «я», как поощрительницу глупости, невежества и самодовольства».
По свидетельству писателя Феликса Чуева в книге «Солдаты империи», В.М. Молотов и маршал авиации А.Е. Голованов рассказали ему, что еще в 1943 году Сталин однажды сказал: «Я знаю, что после моей смерти на мою голову выльют не один ушат грязи, на мою могилу нанесут кучу мусора. Но я уверен, что ветер истории все это развеет».
Это высказывание Сталина, вероятнее всего, следует понимать так, что после победы наших войск под Сталинградом он стал отходить от ошеломляющих первых ударов Гитлера, вновь уверовал в свою непогрешимость и величие.
Как рассказывал Н.С. Хрущев, Сталин своей рукой вносил в рукопись его официальной «Краткой биографии» самовосхваляющие пассажи типа: «На разных этапах войны сталинский гений находил правильные решения, полностью учитывающие особенности обстановки».
Вышеупомянутый американский историк Роберт Такер не без оснований утверждает, что Сталин считал себя гением. «Выражение «гениальный Сталин», зачастую применяемое к нему средствами массовой информации, отражало на самом деле его фундаментальные представления о себе самом».
Репрессии, террор, геноцид
Возникшие на рубеже 1927–1928 годов разногласия в партии Сталин использовал в своих далеко идущих политических целях.
В апреле 1929 года Сталин выступил с речью о якобы сложившемся в партии «правом» уклоне. Во главе этой разновидности оппортунизма стояли три члена Политбюро — Бухарин, Рыков, Томский. Так было объявлено в его выступлении. Размежевание сил произошло.
