«Торопятся гады!» – высказался вслух командир. Минутное замешательство, видимо, прошло, и немцы бросились вперед. Мое внимание было приковано к первой цепи. Я вел перекрестье панорамы за передними фашистскими солдатами и мысленно подсчитывал расстояние и ритм стрельбы, а также на сколько хватит снарядов.
Пьяные немецкие солдаты приближались и были уже совсем близко, но в это мгновение в сторону немцев полетела серия белых ракет, а следом – очередная порция свинца. Смертоносный огонь большой плотности заставил немцев остановиться и залечь. Гитлеровцы явно не ожидали такого отпора, а задние цепи, не разобравшись, стали напирать еще больше. Плотность рядов увеличивалась, что было нам явно на руку. Разрывы наших снарядов были в самой середине, нанося колоссальный урон. Потухающие ракеты сменялись новыми, освещая вражеские цепи, что давало возможность вести прицельный огонь…
Висла осталась позади. Еще не остыли стволы от ночного боя на подступах к Торуню. Еще не отдохнули от напряженного марша, который мы совершили через переправу в районе города Кульма к линии фронта, как нам уже была поставлена новая задача на подступах к польскому городу Хойнице. На немецких картах он назывался Конниц. Немцы все города старались называть по-своему, и все, что принадлежало памяти народа, который они завоевали, подлежало забвению.
Мы должны были занять огневые позиции на пути отступления разгромленных и раздробленных немецких частей и отдельных групп, которые всячески пытались просочиться через наши боевые порядки и выйти на соединение с основными войсками померанской группы.
Немцы оказывали яростное сопротивление нашим наступающим частям. Сплошной линии фронта не было, и порой было трудно разобраться, где наши, а где немцы. Наши войска занимали населенные пункты, узловые станции, перекрестки основных дорог, которые играли важную роль в переброске войск, господствующие над местностью высоты, а самое главное – владели инициативой, навязывали немцам те пути отхода, на которых нам удобнее всего было их уничтожать.
Заставляя фашистов откатываться, тесня их на запад и к северу, наши передовые подразделения все время были в тесном соприкосновении с врагом. Это не давало гитлеровцам возможности провести необходимые перегруппировки и переброски подкреплений на участки, где особенно наши части усиливали натиск. Но отдельные контратаки им удавались, а за последние дни они стали наиболее яростными. Объяснить это можно было тем, что мы сжимали гитлеровцев, как пружину, а силы наши за время наступательных боев, конечно, поредели. Даже по нашему дивизиону это чувствовалось. Многих ребят не стало в живых, а многие оказались в госпиталях, да и самоходок стало меньше. Только в нашей батарее сгорело две.
Передовые части нашей дивизии вели бои на подступах к городу Хойнице. Батареи дивизиона были приданы полкам и действовали совместно со стрелковыми подразделениями, поддерживая их огнем своих орудий. Самоходки верткие, маневренные, с хорошей проходимостью и приличной скоростью, они могли быстро менять огневые позиции с фланга на фланг, и это нравилось командирам. Пока орудие перебросишь, уйдет немало времени, а тут пушка с боекомплектом сама может быстро решать огневые задачи. И хоть малая, но броня есть. Все не каждая пуля попадет.
Наша самоходка последней покинула район города Торунь и теперь, догнав полки дивизии, нуждалась в пополнении боеприпасами и горюче-смазочными средствами. Заправляться пришлось на окраине небольшого фольварка. Сюда же подскочили и артснабженцы. Вместе с ними приехал и наш артвооруженец старший лейтенант Маргулис. Обошел все экипажи, поинтересовался, не надо ли что ремонтировать, проверил, не текут ли противооткатные устройства, и, довольный тем, что не пришлось ничего делать, помчался догонять ушедшие вперед самоходки других батарей.
Командира батареи капитана Приходько вызвали в штаб полка, которому мы придавались. Там ему была поставлена задача. Наученные горьким опытом, когда нам пришлось туго из-за того, что своевременно не пополнили боекомплект, мы старались разместить в самоходках по два боекомплекта. Укладывали прямо на днище, заполняли все свободные места в боевом отделении. Да, мы знали цену каждому снаряду, и кто знает, что еще будет впереди? Сплошной линии фронта не было, и может случиться всякое.
Уже не раз приходилось нам разворачивать стволы своих пушек на восток. Передовые части шли ходко вперед, едва поспевая за удиравшими немцами, но отдельные довольно сильные группы, вооруженные даже танками и самоходками, оставались в тылу наших передовых частей и наносили удары в спину. Тогда становилось тяжеловато. Или перережут дорогу, по которой шло снабжение фронта, и сидим без боеприпасов. Но чаще всего это были группы разгромленных нами гитлеровских частей. Они прятались в лесах в надежде спасти свои шкуры, а некоторые искали способ, как бы сдаться в плен. Но гитлеровские офицеры следили за своими солдатами строго, и таких они расстреливали не задумываясь. Мы видели расстрелянных солдат. Завязывались жаркие бои, и только после того, когда и второй наш эшелон навоюется досыта, налаживалось нормальное снабжение. Так вот, чтоб такого с нами не произошло, мы и старались снабдить себя боекомплектом на такое черное время.
И все же немцы стали сдаваться в плен. Пусть небольшими группами, но сдавались. Но были такие, которые дрались до последнего патрона. Главным образом это были эсэсовские подразделения. Они боялись русского плена. Многие боялись расправы над своими семьями за сдачу в плен. Нам это пришлось узнать из уст самих же немецких солдат, плененных нами в ходе наступательных боев. Подгоняемые своими офицерами, они шли в бой, но в ходе боя прятались и выжидали удобного момента, чтобы поднять руки.
Вот так складывалась обстановка на подступах к городу Хойнице, а это было характерно и для других участков фронта. Фронт нашего наступления начал разворачиваться на север, то есть вдоль течения реки Вислы. В последующие дни это стало особенно заметно. В дневное время, когда сквозь тучи проглядывало солнце, оно нам пригревало спину.
Закончив свои хозяйственные дела, мы с наслаждением наворачивали макароны со свиной тушенкой. Последние дни нам не очень-то регулярно приходилось пользоваться услугами нашей полевой кухни. То она отстанет, то мы отстанем, но в этот раз получилось согласованно и по месту и по времени.
Дело шло к ночи. Быстро наступили февральские сумерки. Вернулся с рекогносцировки командир батареи капитан Приходько, и по его деловому виду можно было понять, что нам предстоит выполнять что-то новое. Не успели командиры самоходок как следует с экипажами поесть, как последовала команда: «Командиры машин, к комбату!»
