Прошла вторая неделя моего пребывания в санчасти, а доктор из Ташкента все не появлялся. Один раз нас даже довели до проходной госпиталя, но там выяснилось, что и в этот раз профессор не приехал. В конце третьей недели я начал стойко изнывать от безделья. Это-то меня и погубило. Как-то раз, выйдя во двор прогуляться, как раз во время тихого часа я обратил внимание на установленный там для непонятно какой надобности турник. «А смогу ли я сделать подъем переворотом, а если смогу, то интересно, сколько раз?» — пришла мне в голову совершенно идиотская мысль. Видимо на дураков вроде меня эта ловушка и была рассчитана — повторив упражнение трижды я спрыгнул с турника и тут же узрел в окне улыбающуюся до ушей Гашишаевну, которая все это время за мною наблюдала. Это был провал…
Гашишаевна пригласила меня в свой кабинет и, улыбаясь, в лоб сказала: «Ну, отдохнул ты у нас, поправился, пора и службу тащить, дорогой»… Я в отчаянии начал ей затирать уши про свой невероятный шум в сердце, про то, что неплохо бы дождаться доктора из Ташкента, но это было уже бесполезно. Она взяла стетоскоп, послушала меня, затем попросила присесть раз десять. После чего еще раз послушала и спросила: «Сам будешь себя слушать или мне поверишь, что после небольшой нагрузки весь твой шум исчезает? Я тебя понимаю, но отдохнул ты достаточно, а как на турнике крутился, ну просто загляденье было. Я давно уже за тобой наблюдаю, так что имей совесть, в понедельник я тебя выписываю, дай другим отдохнуть».
Возразить было нечего. К слову, позднее мне пригодился этот метод, когда меня упорно не хотел пропускать хирург при прохождении ВЛЭК для занятий парашютным спортом. В две минуты после такой демонстрации вопрос был решен положительно. Я украл у кого-то в санчасти панаму подходящего размера, переклеймил ее, заодно разжился и приличными ботинками и решил принять жизнь такой, какой она есть.
Вернувшись в роту я застал там перемены. Казарму уже отремонтировали, жили мы теперь в ней.
Новостью оказалось и то, что наша часть обязана была выставить сводный батальон для участия в военном параде, ежегодно проводящимся в Ташкенте в честь 7 ноября, если кто не помнит, это была очередная годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции. И на неделе должны были состояться смотрины, где специальная комиссия должна будет отобрать бойцов, которые будут участвовать в этом параде и еще взвод запасных бойцов, способных заменить заболевших или выбывших по той или иной причине. Тренировки должны были продолжаться два месяца. На это время участники парада и запасные освобождались от всех занятий, работ и нарядов и должны были только и делать что тренироваться, а остальным пришлось тащить наряды, ходить в караул, на кухню и хозработы. На боевую учебу решено было забить большой болт. Прокатиться в Ташкент мне конечно же хотелось бы, но цена была неимоверна высока — шагистику я ненавидел с детства. Поэтому выбор мой был сделан сразу. На отборочном «дефиле» я прошагал под барабан так, как будто с детства был болен церебральным параличом и нарушением координации движения, и меня отсеяли при первом же отборе. Потянулась бесконечная вереница нарядов: дневальным по роте, кухня, КПП, караул, снова дневальным и так до бесконечности. Но, поскольку внимание начальства было сосредоточено исключительно на священной корове подготовки к параду, то контроль над остальными был значительно ослаблен. К тому времени я обнаружил, что в нашей героической части есть библиотека и старался все свободное, да и не очень время проводить там, когда это было возможно. Также я сблизился с двумя русскими ребятами, попавшими сюда из Баку — Юрой Ляпаевым и Владиком Бабаевым. Оба они были в «парадной» команде, но мы всегда находили время для общения. Юра был хорошим спецом в области электроники и многим моим знаниям в этой области я обязан именно ему. Владик был просто ненапряжным, хорошим человеком, с которым было приятно общаться.
Еще одной приятной новостью было то, что из госпиталя наконец-то выгнали симулянта Леху. Он стоически переносил лошадиные дозы антибиотиков и витаминов, которыми его усиленно нафаршировывали там для поправки здоровья, таблетки можно было выбрасывать, а вот от уколов спастись было невозможно. Но улучшения, к удивлению докторов, так и не наступало. Поскольку Леха перележал в госпитале все мыслимые и немыслимые сроки, врачи решились на последнее средство, чтобы вернуть армии бойца. Подозреваю, что это была чистейшей воды провокация, но со слов Лехи, обставлено все было максимально серьезно. В один прекрасный день в госпиталь заехало очередное ташкентское светило военной медицины и устроило мега-обход. Не обошел он стороной и Лехину палату. Когда местный лечащий врач отчитался ему по диагнозу и ходу лечения, светило подошло к Лехе и спросило, не чувствует ли он улучшения самочувствия. Леха, естественно, закатил глаза и молвил: «Ой, доктор, что-то мне все хуже и хуже…». «Ясно, тяжелый случай, придется делать пункцию, наверное, послезавтра начнем, готовьте больного….» — сказал доктор и стремительно вышел. На следующий день Лехино здоровье стало стремительно улучшаться практически до полного выздоровления, и через пару дней его выписали, к моей радости. Увы, радость эта длилась недолго. Отметить такое событие мы зашли в «Чайник», где взяв разбавленного компота и мокрых пряников начали отмечать столь неординарное событие. Лехин вид мне не понравился. Был он какой-то вялый, что ли. Понять его было можно, возвращаться из госпиталя в часть, не есть самое счастливое событие для молодого бойца, но когда Леха не допил компот, а потом и отказался от своих пряников, я забеспокоился. Раньше такого никогда не случалось. Дальше события разворачивались поистине с военной быстротой: по дороге в казарму Лехе приспичило зайти в сортир (тот самый, у караульного помещения). Вышел он оттуда с лицом приговоренного к смертной казни. Я спросил, в чем дело. В ответ Леха показал мне листовку, которыми были оклеены все стены во всех наших сортирах, предостерегающую бойцов красной армии от инфекционных заболеваний, в частности, от гепатита. На ней здоровенными буквами были описаны симптомы этого заболевания, в частности пожелтение белков глаз, бесцветный кал и пенящаяся моча очень темного цвета. «У меня все сходится, посмотри на мои глаза» — попросил Леха. Я посмотрел — белки его глаз были откровенно желтыми. В тот же день его снова госпитализировали, практически до конца учебки, теперь уже с настоящим гепатитом, которым его в госпитале и заразили, надо думать.
