Вначале Н. Н. всячески сопротивлялся, но под конец уступил энергичному натиску Соловьева. В назначенный день Н. Н. явился в банк, дал открыть первый сейф и присутствовал при том, как чиновник вынул из сейфа, находившиеся там 20.000 рублей. Н. Н. получил соответствующую квитанцию и вся сумма была впоследствии переведена на его текущий счет. Н. Н. решил, собственно, указать правильный номер, но когда чиновник спросил его о номере сейфа, то Н. Н. неожиданно назвал номер второго сейфа: как он впоследствии уверял, по наитию минуты. Чиновник ничего не заметил. Второй сейф остался, таким образом, фактически не открытым, так как он яко бы уже был открыт.
Через неделю Соловьев явился в банк с ключами своего племянника и дал еще раз открыть в действительности уже вскрытый, но официально еще не вскрытый первый сейф, — этот раз, конечно, под правильным его номером. Теперь, разумеется, в сейфе не было найдено никаких денег и в нем лежали только бумаги и документы. Соловьев при этом заявил, что он явился вместо своего племянника, так как последний болен. На самом же деле Н. Н., мучимый уже несколько дней тупым чувством страха, категорически отказался идти в банк, чтобы присутствовать при открытии сейфа.
Время шло, а большевики оставались у власти. Содержимое второго сейфа — коллекция монет и слиток золота — были пока спасены, но судя по всему, можно было ждать в любой момент, что оставшиеся сейфы будут насильственно вскрыты. Не исключалась возможность, что и вскрытые уже сейфы будут еще раз вскрыты. С этого времени чувство страха, которое начало преследовать Н. Н. с момента произведенной манипуляции, все усиливалось и превратилось, наконец, в настоящую манию преследования.
Н. Н. был женат, но по характеру супруги не подходили друг к другу и брак этот был несчастлив. Их двое детей умерли в раннем возрасте в начале войны, таким образом ничто их больше не связывало. После переворота Н. Н. потерял свое место в банке и был теперь без дела. Его жена, женщина образованная, но истеричная, осыпала его самыми тяжелыми упреками: в том, что он вовремя не бежал с ней из России, в том, что он не умеет, как другие способные люди, каким-либо образом зарабатывать деньги, или же, если уже иначе никак нельзя, то устроиться хотя бы на службе у большевиков. Н. Н. страдал неимоверно от упреков своей жены и от постоянно преследовавшего его чувства страха. Н. Н. очень редко говорил со своей женой о делах. У него никогда не было по отношению к ней настоящего доверия и он ни слова ей не сказал о манипуляции с сейфом. Жена часто спрашивала его, что его так удручает, но он всегда отговаривался ссылкой на общее тяжелое положение.
Соловьев за это время исчез из России. В сейфе даже не было записки, которая подтверждала бы, что слиток золота принадлежит в действительности Соловьеву. Таким образом, если бы сейфу пришлось еще раз быть вскрытым, то Н. Н. явился бы формально собственником и коллекции монет и золотого слитка, обманным образом скрытых от властей. Его жизнь была загублена.
Эта мысль его преследовала и мучила самым ужасным образом. Он почти не спал по ночам, вздрагивал при малейшем подозрительном шорохе, при каждом гудке проезжавшего мимо дома автомобиля. Он не мог отделаться от чувства, что вот ночью придут из Ч. К., арестуют его и расстреляют. Однажды он прочел в газете, что прошлой ночью несколько человек было арестовано за махинации с сейфами. Он упал со стула без чувств. Когда он пришел в себя, жена его настояла на том, чтобы он сказал ей, в чем дело. Она от него не отставала и Н. Н., у которого не было сил сопротивляться, нехотя, урывками, открыл ей всю тайну. Его жена заметила только, что она никогда не считала его способным на такую искусную махинацию, что это, наверно была не его идея, а идея его дяди Соловьева. Он может быть вполне спокойным, с ним ничего не случится.
Материальное положение Н. Н. все ухудшалось. Из той наличной суммы, которая была найдена в сейфе, он мог ежемесячно брать лишь тысячу рублей, которая не покрывала уже его потребности. Его жена становилась все более и более истеричной и каждый день осыпала его самыми ужасными упреками. Жизнь превратилась в ад. Он уже сделался торговцем, покупал и перепродавал подтяжки, бритвенные приборы, галстуки, трикотажные изделия, словом все, что ему попадало под руку.
Однажды в сильный мороз он провел целый день на ногах и вернулся домой усталый и разбитый, ничего не заработав. Жена встретила его градом упреков. На этот раз Н. Н. не выдержал и рассчитался с женой за всю свою искалеченную жизнь. Жена была возмущена: человек, который всегда так покорно переносил все ее упреки, вдруг энергично выступает; ясно, что за этим скрывается женщина! Вне себя от бешенства она крикнула:
«Если ты не замолчишь сейчас же и посмеешь сказать мне еще одно слово, я пойду в милицию и заявлю, что ты скрываешь в своем сейфе слиток золота».
Н. Н. сильно побледнел, встал, надвинул шапку на голову и ушел из дому. Непосредственно за этой сценой он пришел ко мне. Это был конец января 1919 г. Я испугался при виде его. Я знал, что он плохо живет с своей женой и что он от этого очень страдает. Он часто приходил ко мне и жаловался на свою судьбу. Я замечал, что он всегда был весьма удручен, но приписывал это общему тяжелому положению и его отношению к жене.
Н. Н.: — Я пришел поговорить с Вами, я должен с кем-нибудь поделиться. Вам я доверяю, но прошу Вас считать наш разговор строжайшей тайной.
Л.: — Успокойтесь, я вполне в Вашем распоряжении. Весь вечер свободен для Вас. Вы можете спокойно доверить мне все то, что Вас удручает. Вы знаете, что я умею молчать.
Н. Н.: — Никто не должен узнать о нашем разговоре.
Л.: — Я даю Вам слово.
Н. Н. подробно рассказал мне о манипуляции с сейфом и о последней сцене с женой.
Н. Н.: — Вы понимаете, это уже слишком. Женщина, которая может бросать своему мужу в лицо такую угрозу, теряет все права по отношению к нему.
Л.: — Вы вполне правы. Но не забывайте, что Ваша жена нервнобольной человек, что она угрожала Вам в припадке бешенства и что она никогда не приведет этой угрозы в исполнение.
Н. Н.: — Я в этом отношении не так уже уверен, как Вы. В минуту бессмысленной ревности она, пожалуй, сможет привести угрозу в исполнение. Но это и не важно, донесет ли она на меня в действительности или нет. Важно то, что она вполне сознательно угрожала мне. Это является для меня решающим. Я Вас уверяю, что если я сейчас окончательно уйду из дому, то она в состоянии донести на меня.
Л.: — Я этого не думаю, но Вы, конечно, не должны подвергать себя этой опасности. У Вас нет выбора, Вы и не можете уйти от Вашей жены. Вы столько лет с ней прожили, попытайтесь и дальше ужиться с ней.
