Когда я вернулась к мужу, у дверей меня должны были встречать мужчина и женщина вместе с человеком, обладавшим статусом ритуальной чистоты, – вдовы, вдовцы, беременные и бесплодные женщины не допускались к приему невесты, – и был проведен ритуал плодородия. Мне дали сосуд с молоком, который я три раза повернула по часовой стрелке, и вошла в дом. Затем я налила чанг для мужчин дома – свекра и брата мужа; его дед и бабушка давно умерли. Вся женская родня мужа проводила меня в мою комнату.
В первые дни супружеской жизни мне не поручали никакой работы. Я приступила к домашним делам только через пять дней. Я даже жила не в комнате мужа, а вместе с домочадцами женского пола. В одной комнате с мужем я поселилась примерно через три недели. Ему было тогда семнадцать лет.
Когда дочь выходила замуж и получала свою долю семейного имущества, ее родная семья освобождалась от ответственности за нее, а она сама теперь несла ответственность перед мужем и его родителями. По практическим причинам многие семьи не желали отпускать сноху даже на короткое время. Хотя дочь могла ездить в гости к родителям на месяц или даже три, до ее возвращения семье мужа приходилось искать ей временную замену, обычно служанку, выполнявшую ее долю работы. Так было и в моем случае, потому что семья мужа была немногочисленна и ждать помощи было неоткуда.
Почти у каждой снохи была очень тяжелая жизнь, с ними обращались как со служанками или невольницами. Некоторые свекрови эксплуатировали сноху, как рабыню, не кормя и не одевая должным образом, в результате многие доведенные до отчаяния женщины кончали жизнь самоубийством. За исключением жен чиновников, все женщины должны были тяжело работать вместе со слугами. Если муж был недоволен браком, он мог ликвидировать его по собственному желанию. Как бы безобразно ни обращались со снохой, она не могла ни пожаловаться, ни уйти – такова была ее судьба. Если со снохой обращались жестоко, ее семья могла обратиться в суд, но в те времена суд, как правило, принимал сторону родителей мужа. Ее положение улучшалось после нескольких лет замужества, когда она приобретала немного более высокий статус.
Если жена оказывалась бесплодной, муж мог заключить еще один брак. При этом проводилась более скромная церемония, чем при первом браке. Если и вторая жена оказывалась бесплодной, то можно было вступить в следующий брак, и так до тех пор, пока одна из жен не рожала ребенка. Даже если у мужа было много жен, все они оставались в одном доме. Несмотря на бесплодие, первая жена обладала большей властью и более высоким положением. Прочие жены обязаны были оказывать ей всяческие почести. Нередко практиковалось усыновление, если в семье не было своих детей, а муж не хотел жениться повторно.
Если муж умирал, его вдова не имела права снова выйти замуж до истечения трехлетнего траура, даже если была еще совсем молода. Жестокий обычай заставлял вдову повторно выходить замуж независимо от ее пожеланий. Ей никогда не позволяли оставаться вдовой. Родственники вели тайные переговоры с заинтересованными сторонами и платили тому, кто согласится взять ее в жены. Вдовой торговали без всякого уважения к ее чувствам, поскольку она считалась обузой. Я помню несчастную женщину, которую выдали замуж насильно. Из-за этого многие вдовы вешались или прыгали со скалы в пропасть.
В то время в Амдо существовал развод. Составлялось официальное двухстороннее соглашение, основной подписывающей стороной которого был муж. Он должен был констатировать, что расстается с женой и что с данного момента она свободна повторно выходить замуж и жить своей жизнью. Без такого подписанного соглашения развод был невозможен. В нашей местности, как и в прочих районах Тибета, супружеская неверность порицалась. В случае неверности жены ее убивала ее собственная родня. Такова была мера наказания.
Выйдя замуж, я переехала в местечко Такцер, километрах в 25 от Чурхи. Эта местность была известна тем, что в ней рождалось много девочек и очень мало мальчиков. По этой причине прежний Такцер Ринпоче построил чортен, или ступу, чтобы помочь женщинам рожать мальчиков[4]. Говорили, что после этого мальчиков стало действительно рождаться больше. До того девочки никогда не покидали дом, выходя замуж, напротив, мужчин принимали в семью для пополнения рабочей силы.
Такцер был расположен на крутом каменистом холме, поросшем лесом, что затрудняло земледелие. Система орошения отсутствовала, поэтому мы полностью зависели от дождей. Мой новый дом был одноэтажным. Наши комнаты выходили во внутренний двор, где был установлен шест для молитвенных флажков. Скот туда не допускался. Имелся также наружный двор с конюшнями и жильем для слуг.
От родительского дома до моего нового жилья было около девяти часов езды верхом. Я виделась с родителями раз в год, когда за мной приезжал отец. В большинстве случаев женщины в нашей местности навещали родителей по окончании сева, то есть в четвертом месяце, когда было меньше работы. Когда я приезжала домой, мама заготовляла мне всю одежду на год вперед. По обычаю, в Цонке молодые женщины одевались очень нарядно, в самые новые и яркие одежды. Мама также шила одежду в подарок мужу и его родителям, чтобы снять напряжение, неизменно существовавшее между двумя семьями.
В самом начале моей замужней жизни большую часть домашней работы делала сестра мужа. Она привела мужа в свою семью, но ему там не понравилось, и они уехали в семью его родителей через год после того, как я вышла замуж. Поэтому мне пришлось выполнять всю хозяйственную работу.
Моя свекровь в замужестве не покидала родительский дом – она привела мужа в свою семью. У нее много лет не было детей, и она в отчаянии совершала паломничества, вымаливая сына. Она молилась богине плодородия, пообещав подарить ей комплект одежды, если ее молитвы будут услышаны. Однажды она пошла в священную пещеру, где ей предстояло блуждать одной в темноте, пока она не найдет на ощупь некий предмет – от того, что это будет, зависел исход гадания. Говорили, что если найдешь змею, то никогда не забеременеешь. Ей попался детский башмачок. Через девять месяцев она зачала сына. Родив ребенка, она сама сшила башмачок, парный найденному, а также комплект одежды для богини и отправила его в монастырь. Ей было тридцать девять лет, когда у нее родился первый сын.
Свекровь ничего не делала по дому. Она была властной, деспотичной и никого не боялась. Любила вкусно поесть, хорошо одеваться и жить в свое удовольствие, подчиняясь своим эмоциям и прихотям. Свекровь очень любила чистоту: заметив в доме хотя бы травинку, немедленно поднимала ее и выбрасывала. Ей была свойственна вспыльчивость и даже склонность к физическому насилию. Как сноха, я вынуждена была все это терпеть. Ее острый язык доставлял мне немало страданий. Если она принимала пищу на канге, я не имела права оставаться в той же комнате, а должна была идти есть на кухню, но даже там мне всегда приходилось есть стоя. Однако ей не чужды были добросердечие и щедрость, она все делила поровну и справедливо. Временами меня трогала ее предупредительность. Когда я работала в поле, у меня рвались обшлага. Свекровь всегда пыталась подлатать их, хотя отнюдь не была мастерицей в шитье. Мне неизменно приходилось переделывать, потому что часто она делала еще хуже, чем было.
