Далее рассказывается вкратце о том, как Зоя перешла линию фронта, как она ходила с диверсионным заданием в Петрищево, как ее схватили гитлеровцы.
«.. Привели ее со связанными руками три немецких патруля примерно в 7 часов вечера. Она была в пиджаке, холодных сапогах, подшлемнике, овчинных рукавицах. За плечами у нее висел рюкзак, через плечо — сумка с горючей жидкостью. Один из немцев прижал ее к печке, двое других производили обыск. Во время обыска присутствовали еще 15–20 немцев, которые жили в этом доме. Они все время над ней смеялись и кричали: „Партизан, партизан!“ Вначале с нее сняли рюкзак, затем сняли сумку с горючей жидкостью. Под пиджаком у нее нашли наган, который висел через плечо. Немцы ее раздели: сняли с нее пиджак, подшлемник, курточку, сапоги. Осталась она в ватных брюках, носках и нижней кофточке белого цвета.
При обыске переводчик не присутствовал. Никаких вопросов ей немцы не задавали, а лишь переговаривались между собой, смеялись и несколько раз ударили ее по щекам. Держала она себя при этом мужественно, ни одного слова не произнесла. Обыск в этом доме продолжался не более 20 минут.
После обыска старший из них скомандовал: „Рус! Марш!“
Она спокойно повернулась и вышла со связанными руками в сопровождении немецких солдат из этого дома на улицу. Немцы привели ее в дом гр. Ворониной А. П., где размещался немецкий штаб войск связи. Войдя в дом, немцы, приведшие ее, закричали: „Матка! Рус! Это она сожгла дом!“ Здесь ее вторично обыскали. Бутылки с горючей жидкостью показывали гр. Ворониной и говорили: „Вот, матка, чем дома поджигают“, — и после этого повесили сумку с бутылками на шею этой девушке. Гр. Ворониной немцы приказали лезть на печку, а сами стали раздевать эту девушку. Они сняли с нее брюки, и она осталась в одном нижнем белье, после чего офицер стал спрашивать у нее по-русски: „Ты откуда?“ Она ответила: „Из Саратова“. „Куда ты шла?“ Ответ: „На Калугу“. — „Сколько времени ты переходила линию фронта?“ Она ответила: „Три дня“. „С кем ты была?“ Ответ: „Нас было двое, подруга моя была задержана немцами в Кубинке“. — „Сколько ты сожгла домов?“ Ответ: „Три“, „Что ты еще сделала?“ Она ответила: „Больше я ничего не делала и говорить больше ничего не буду“. Этот ее ответ взбесил офицера, и он приказал четырем солдатам пороть ее. Пороли они ремнями, с перерывами, ударили они ее ремнями более 200 раз. Они пороли и спрашивали ее: „Скажешь или не скажешь?“ Но она все время молчала, ни одного слова не произнесла. Лишь в конце порки от сильной боли вздохнула и сказала: „Бросьте пороть. Я больше ничего вам говорить не буду“. Во время порки офицер несколько раз выходил в другую комнату и держался за голову руками так, как будто сам не мог смотреть на эту картину. Затем ее вывели в другую комнату в одной нижней рубашке. Вид у нее был измученный, ноги и таз посинели от ударов.
Держала она себя мужественно, гордо, отвечала на их вопросы резко.
Во время порки в дом приходили несколько сотен немцев, которые смотрели и смеялись.
После порки в 10 часов вечера из дома гр. Ворониной ее, босую, со связанными руками, в одной нижней рубашке, по снегу повели в дом гр. Кулик В. А., где жили 25 немцев. Войдя в дом, немцы закричали: „Матка! Поймали партизана“. Ее посадили на скамейку. Она стонала от боли. Губы у нее были черные, запекшиеся от жара, лицо вздутое, лоб разбит. Она попросила пить. Вместо воды один из немцев поднес ей под подбородок горящую керосиновую лампу без стекла и сжег ей подбородок.
Посидев полчаса, немцы потащили ее в нижней рубашке и босиком на мороз. Водили ее босую и раздетую на морозе минут 20. Затем привели обратно в дом, через 10–15 минут опять повели на мороз, затем опять привели в дом.
Так продолжалось с десяти часов вечера до двух часов ночи. Все это делал 19-летний немец, приставленный к ней. В два часа ночи этого немца сменил другой, которого приставил к ней офицер. Этот немец положил ее на скамейку спать. Немного полежав, она по-немецки попросила у него развязать ей руки. Он развязал ей руки. Она уснула и спала три часа. В 7 часов утра к ней подошла хозяйка дома Кулик П. Я., которой удалось с ней немного поговорить.
Вот о чем она с ней говорила. Хозяйка спросила: „Откуда ты?“ Она ответила: „Московская“. — „Как тебя зовут?“ Она промолчала. „Где твои родители?“ Она промолчала… Затем она посоветовала хозяйке уходить из деревни от немцев… В заключение она сказала: „Победа все равно за нами. Пусть они меня расстреляют, пусть эти изверги надо мной издеваются, но все равно нас всех не расстреляют“.
Во время разговора присутствовали несколько немцев, но они русского языка не знали. Один немец спросил у нее: „Где Сталин?“ Она ответила: „Сталин на посту“. Затем отвернулась и сказала немцу: „Я больше с вами разговаривать не буду!“ После этого хозяйку выгнали из дома. Ее перевели на нары, она легла, а сотни немцев приходили смотреть на нее. Это все было в 8 часов утра.
В 9 часов утра пришли три офицера с переводчиками и начали ее допрашивать. При допросе, кроме немцев, никого не было в этой комнате, так как хозяйку и хозяина дома они выгнали, но хозяин дома задержался в другой комнате и слышал допрос.
Как только вошли офицеры, то она им сказала: „Вот ваши немцы оставили меня совсем разутой и раздетой“. Один из офицеров приказал ей принести брюки. Ей дали надеть мокрые ватные брюки, принесенные с улицы. После этого начали ее допрашивать. Переводчик несколько раз спрашивал: „Откуда ты, как тебя зовут?“ Но она ни единого слова не произнесла. Больше ей никаких вопросов не задавали. Брюки, принесенные ей, она надеть сама не могла, так как ноги у нее были отморожены и стоять на ногах она не могла… Надевала брюки она сидя, при помощи одного офицера, другие же офицеры кричали на нее: „Быстрее одевайся!..“
После этого в 10 часов 30 минут утра ее вывели на улицу к приготовленной заранее виселице… Вокруг нее шла большая толпа пеших и конных немцев, который направлялись к виселице. У виселицы уже собралось много немцев и гражданских. Как только вывели ее из дома, то ей повесили на шею фанерную табличку с надписью: „Поджигатель домов“. Написано было по-русски, и по-немецки…
От дома до виселицы она шла ровно, гордо, с поднятой головой. Когда привели ее к виселице, то офицер скомандовал расширить круг зрителей. После этого стали ее фотографировать. Фотографировали ее с трех сторон: спереди, с боку, на котором висела сумка с горючей жидкостью, и сзади (каждый раз ее поворачивали).
В момент съемки она произнесла следующие фразы: „Граждане! Вы не стойте, не смотрите. Надо помогать воевать Красной Армии. Это моя смерть — это мое достижение“.
