Россия неумолимо приближалась к 1917 году. Накануне революционных событий в Москве проходили закрытые общественные собрания, в которых участвовали представители разных политических движений: социал-демократы, социалисты-революционеры, кадеты. Бывало, выступал на этих собраниях и Бердяев, иногда даже председательствовал на них. У него создавалось странное впечатление, будто люди, представлявшие различные политические направления, как революционные, так и оппозицию, не могли управлять ситуацией, а находились во власти событий. Когда началась Февральская революция, он почувствовал себя ненужным, лишним. Ему претило, что бывшие революционеры старались сделать карьеру во Временном правительстве, и не желал иметь с этим ничего общего. Философ мучительно воспринимал перемены, произошедшие в людях.
Из Петербурга доносились вести о начавшейся революции, по Москве ходили самые невероятные слухи. Улицы города были запружены людьми, обстановка накалилась до предела. Однажды Николай Александрович вместе с Лидией и Евгенией присоединились к революционной толпе, двигавшейся к Манежу. На площади около Манежа стояли войска, готовые стрелять. Толпа сжимала площадь кольцом. В любой момент мог грянуть залп. Бердяев с трудом пробрался внутрь Манежа, попросил найти офицера, командовавшего войсками, и стал убеждать того не отдавать команды стрелять, доказывая, что прежний режим пал, образовалось новое правительство. Войска стрелять не стали.
Николай Александрович был убежден, что одной из причин революции 1917 года стала война. Именно война выявила несостоятельность российской монархии, вскрыла кризис православной церкви, давнюю ненависть русских крестьян к дворянам-помещикам и многое другое, ввергшее страну в катастрофу. Философ считал, что без войны в России все равно произошла бы революция, но позже, и она была бы совсем другой. Большевики сумели воспользоваться неудачами в войне. В таких условиях побеждают люди, как считал Бердяев, способные к диктатуре.
Летом 1917 года в Москве проходили собрания, целью которых была подготовка к епархиальному съезду и собору. Николай Александрович никогда не любил церковных собраний, но чтобы быть объективным в поиске истины, ходил на них, слушал, надеясь найти что-то родственное себе. Впечатление от этих собраний у него осталось очень тяжелое, и в итоге он решил больше никогда не ходить на них.
В период между двумя революциями философ посещал и многочисленные митинги. В выступлениях он обычно не участвовал. Философа не оставляло чувство тревоги, он остро ощущал нарастание роковой силы большевизма. Бердяев понимал, что Февральская революция будет иметь продолжение, и не останется бескровной. Ощущение надвигающейся катастрофы не покидало его…
* * *
Падение самодержавия в феврале 1917 года Бердяев приветствовал. Видел в этом всемирное предназначение России, он уже тогда считал, что у нее великая миссия. Но Октябрьский большевистский переворот означал для Бердяева победу разрушительного начала в русской революции. Бердяев пережил очень тяжелое потрясение, когда началось бегство русской армии с фронта. В его роду были военные, георгиевские кавалеры. В сочувствии к генералам старой армии он даже преодолел свою детскую неприязнь к военным. Заключение же правительством Ленина Брестского мира Бердяев расценил как предательство национальных интересов России.
В начале 1918 года Николай Бердяев написал книгу «Философия неравенства». Трудом своим он остался недоволен, считал, что ему не удалось до конца выразить свои мысли, полагал ее слишком эмоциональной. Для него равенство осталось пустой идеей, социальная справедливость, по его мнению, должна быть основана на достоинстве каждой личности.
Образ большевиков для Бердяева был неприемлем и эстетически, и этически. Слишком много было вокруг людей, изменивших себе. Философ был потрясен перевоплощением, произошедшим в революционерах, которые стремились занять высокое положение при советской власти. Он считал, что личность при любых обстоятельствах должна оставаться неизменной. Бердяева поражали не только моральные метаморфозы в людях, он был ошеломлен появлением новых выражений на лицах, ранее не виденных им в русском народе. Николай Александрович называл это «новым антропологическим типом» – лица, в которых уже не было доброты, некоторой неопределенности, расплывчатости черт. Их заменили лица гладко выбритые, с жестким выражением, агрессивные и напористые. Изменялись не только люди – изменялись народы. Мистически настроенный Бердяев в сложившемся порядке вещей видел что-то жуткое, даже потустороннее.
Через несколько дней после того, как святитель Тихон, патриарх Московский и всея Руси, обратился «ко всем верным чадам церкви Христовой» с посланием по поводу начавшихся преследований духовенства и кощунственных действий властей по отношению к святыням, 28 января 1918 года состоялся крестный ход из всех московских храмов на Красную площадь. Принимал участие в этой процессии и Николай Бердяев. Шествие приняло грандиозный характер, люди повсеместно присоединялись к нему, хотя и не были уверены, что вернутся домой живыми. К счастью, обошлось без столкновения с властями, жертв не было.
В 1918 году был образован Всероссийский союз писателей. Николай Александрович стал вице-президентом московского отделения союза. Затея эта была необыкновенной, ведь, как известно, большевики подозрительно и враждебно относились к интеллигенции. Когда надо было зарегистрировать это творческое объединение, то отрасли, к которой можно причислить труд писателей, просто не оказалось. В итоге Союз писателей зарегистрировали по категории типографских рабочих.
Обычно хлопотать о членах Союза писателей – освобождать их из тюрьмы или ограждать от грозящего выселения из квартир – в московский Совет рабочих депутатов, к Каменеву, ездил Бердяев. Каменев хоть покровительствовал ученым и писателям, но Николаю Александровичу, общаясь с ним, приходилось делать над собой усилие. Каменев, пусть и был любезен и внимателен, но приобрел уже вид и манеры сановника, носил шубу с бобровым воротником. А у философа Бердяева любая бюрократия вызывала отвращение.
В стране разруха, газеты, издательства закрыты. В этой ситуации люди, зарабатывавшие на жизнь пером, оказались без средств к существованию. В сентябре 1918-го группа московских литераторов и ученых – М. Осоргин, Н. Бердяев, В. Ходасевич, Б. Зайцев, профессор Дживелегов и другие – организовала на паях так называемую Книжную лавку писателей. Они не только скупали и перепродавали книги, но собирали редкие издания, обеспечивали литературой школы, рабочие клубы. Николай Александрович вместе с другими стоял за прилавком, торговал книгами. Лавка держалась главным образом благодаря деловым качествам Осоргина. У Бердяева же не было способностей к коммерции, он и цены-то книг редко знал. Скоро Лавка стала своеобразным литературным клубом.
