Неизвестно, проснулся ли Ежи Лец знаменитым после выхода этой книги, но что его афоризмы стали общемировым достоянием – непреложный факт. Без них не обходятся ни подборки афоризмов, ни заголовки статей с претензией на остроту, ни дискуссии. Леца называют «последним классиком афоризма», «гением сатирической метафоры».
Станислав Ежи Лец
Увы, советский читатель долго был от него отлучен. «Непричесанные мысли» вышли еще в 1957 году, на гребне польской «оттепели», но к нам доходили долго и трудно. Первое их издание 1978 года было сильно сокращено и причесано. Но в конце концов афоризмы Леца все же стали частью нашей культуры. Кто не вспоминал при случае его «Жить вредно. От этого умирают!», а уж «Ошибайся коллективно!», или «Из множества нулей получаются прекрасные цепи», или «Если все поют в унисон, слова уже не имеют значения» для нашей страны почему-то всегда остаются актуальными.
Чем же «Непричесанные мысли» отличаются от прочих, в том числе и вполне причесанных? Да, конечно, лаконичностью, блестящим владением словом, парадоксальностью. Но не только. Лец не поучает, не разглагольствует. А удивляет. Заставляет думать. По-новому взглянуть на мир, поверх догм и стереотипов, в том числе внутренних.
«Иногда надо замолчать, чтобы тебя выслушали».
Прочувствовав весь XX век на своей шкуре, он ухитряется быть свободным от него, стоять над ним, ясно различать все его достоинства и недостатки и смеяться – смеяться над самим собой, над дураками и лизоблюдами, над тиранами и карликами. Смеяться сквозь слезы – такая жизнь! Но, если принимать ее серьезно, зачем вообще жить?
«Бог сотворил нас по своему образу и подобию. Но откуда уверенность, что он работал в реалистической манере?»
Сам Лец говорил: «Что именно я пишу: афоризмы, пустяки, лирику или сатиру? Да нет, я пишу самого себя и свой дневник». Он создал самую необычную хронику – нет, не только XX века. Он создал хронику вне времени. Ведь нет специальной эпохи для доброты. Или особого века для свободы. Или пятилетки совести. Или месячника ума. Чем хуже время, тем лучше должен быть человек. Иначе ему не выжить. По сути, Лец создал общечеловеческий кодекс чести.
«Помните, у человека нет выбора: он должен быть человеком!»
Единство противоположностей
«Чтобы быть собой, для начала надо стать хоть кем-то».
А началось все ровно 100 лет назад, 6 марта 1909 года, в том старом, довоенном (до Первой мировой!), еще австровенгерском Львове-Лемберге. Родился Станислав Ежи в семье родовитого австрийского дворянина, барона Бенона де Туш-Летца. Отец умер, когда сыну было четыре года. Воспитанием и образованием мальчика занялась мать, Аделя Сафрин, происходившая из польско-еврейской семьи, в которой превыше всего ценились образованность и культура. Помогла ли ему Судьба, сделав космополитом по рождению? Наверное, от многих националистических ограничений он был избавлен, но польская, немецко-австрийская и еврейская составляющие его личности на разных этапах жизненного пути то гармонировали друг с другом, то вступали в мучительное противоречие.
Приближение фронтов Первой мировой заставило семью перебраться в Вену, где мальчик получил начальное образование. Наивно было бы искать истоки мировоззрения будущего сатирика в столь нежном возрасте – вряд ли он осознавал происходящее и имел о нем суждение. Но Первая мировая осталась в нем и много позже проросла болью, страданием и ненавистью к войне – в первых стихах, в «Непричесанных мыслях»: «В борьбе идей гибнут люди» или «Если все военные министерства называются министерствами обороны, интересно, кто же тогда начинает войны?».
«Крайне вежливый, но дотошный Станислав» доставлял много беспокойства своим педагогам, задавая «убийственно неудобные вопросы». Собственно говоря, на протяжении всей жизни он поражал всех, кто его знал, своей склонностью к нонконформизму. Его первая жена писала, что в юности, вопреки роскоши, которая его окружала в семье, он был социалистом. В оккупированной нацистами Польше – коммунистом. В советском Львове писал стихи на немецком. А в Народной Польше не делал секрета из своего баронского титула и даже настаивал на нем при регистрации в официальных документах. Почти всю жизнь он держал над столом портрет императора Франца-Иозефа и носил золотые запонки с государственной эмблемой Австро-Венгрии.
Первые опыты
«Афоризм оставляет больше места для человека».
Завершил он свое школьное образование во львовской евангелической школе; там же, во Львове, в старинном университете Яна Казимежа, изучал юриспруденцию и полонистику. Львов тогда стал городом независимой Польши.
В эту же пору Лец начал свою литературную деятельность – но совсем не в той ипостаси, в какой знаем его мы, а как поэт. Впервые его стихи прозвучали на публике весной 1929 года, когда Станислав с другими молодыми поэтами организовал первый в их жизни авторский вечер. В конце того же года в печати появилось его стихотворение «Весна». Правда, в «Весне» было мало цветочков и ручейков, но много мрачных ощущений и предчувствий.
Делая первые шаги в литературе, Лец как человек уже сложился. Его выбор жизненных ценностей за следующие 35 лет изменился мало. Он не приемлет власти, унижающей, убивающей человека не только физически, но и духовно. Для него право человека свободно думать жизненно важно.
«Я заметил: людям нравятся мысли, которые не заставляют их думать».
Потом был первый журнал – «Наклонения». Увы, уже второй его номер почти целиком уничтожила полиция. А в первом поэтическом сборнике «Цвета» помимо остросоциальных и антимилитаристских стихов появились фрашки. Фрашка (то есть «пустяк, безделица, мелочь») – это предмет польской гордости, особый жанр стихотворной миниатюры-эпиграммы, культивируемый в Польше начиная с XVI века. Фрашки Леца – прародительницы его «непричесанных мыслей». В них уже чувствуется рука мастера – и в тематике, и в лаконичности, и в остроте.
Кабы знать, кладя фундамент,Чье на башне будет знамя… Наблюдения художника-ташиста
Как разноцветно и занятно
Порой на честь ложатся пятна.
Всяк тем живет, что рок ему принес:
Один кропает стих, другой – донос.
А если два таланта есть в руках,
То можно накропать донос в стихах.
Вскоре Лец переехал в Варшаву, и там его журналистская и поэтическая деятельность забила ключом, он стал постоянным автором многих литературных и сатирических журналов. А в 1936 году открыл литературное кабаре «Театр Пересмешников».
