6 ноября 1919 г. относится к единой серии последовательно связанных между собой рапортов одного автора, адресованных офицеру французской разведки Марино, как по фактуре, так и по характеру изложения, как результат документирования агентурного добывания секретной информации. В ходе снятий копий с оригинала фамилия Марино деформировалась в Моринс
Определено авторство чешского поручика Э. Земана, который после опроса своих источников (агентов, информаторов и служебных контактов) зафиксировал суть и детали совещания в Ставке адмирала Колчака. Многие изложенные в рапорте сведения и положения, так или иначе, подтверждены другими архивными, мемуарными источниками и научными изысканиями, вследствие чего не подвергались сомнению.
Все 27 известных в настоящее время однотипных рапортов обозначены четкими данными: дата, место исполнения, получатель, как того требуют правила служебного делопроизводства. Имя исполнителя иногда скрыто или затушевано, но в большинстве случаев легко прочитывается. Все документы отложились в российских архивах в виде машинописных копий. Пожалуй, только в таком виде общество и может ознакомиться с агентурными донесениями. Рукописные оригиналы таковых по условиям делопроизводства спецслужб с самого рождения хранятся с повышенными требования секретности и вряд ли когда-либо будут доступны обществу. Допустимо и то, что рукописная основа уничтожается после оформления машинописного варианта, чтобы в принципе исключить черновик в качестве возможной улики против негласного секретного сотрудника. Поэтому мы не придаем значение и не исследуем факт тог, что 26 выявленных архивных документов исполнены в дореформенной орфографии, а рассматриваемый рапорт от 6 ноября 1919 г. в соответствии с Декретом от 10 октября 1918 г. «О введении новой орфографии», полагая, что могли изготовить несколько копий последовательно, в том числе по обе стороны Восточного фронта. В то же время это увеличивает надежду, что серия выявленных агентурных донесений «Джона» – Марино, может стать ключом к атрибуции и разгадкам доселе анонимных известных исторических источников по Гражданской войне.
А. Г. Зорихин
Деятельность органов военной разведки Японии против СССР в 1922–1945 гг
Несмотря на поражение Японской империи во Второй мировой войне и формальный отказ Токио от содержания регулярной армии, военная разведка этой страны ведет непрерывную деятельность по всему миру с момента своего создания в 1871 г. При этом Российская Федерация занимает неизменно ведущее место среди государств, в чьи секреты японские разведорганы стремятся проникнуть уже полтора столетия. В данной статье будет рассмотрен японский опыт организации разведывательной работы на советском направлении и встречное противодействие ей отечественных спецслужб в 1922–1945 гг.
К моменту завершения японской оккупации советского Дальнего Востока осенью 1922 г. военная разведка империи представляла собой хорошо организованную многоуровневую структуру, принципы деятельности которой были заложены в конце XIX в. и апробированы в ходе Русско-японской войны 1904–1905 гг. Основу разведывательной организации 2-го управления генерального штаба Японии составляли легальные резидентуры под прикрытием военных атташатов при дипломатических представительствах в Берлине, Таллине, Риге, Варшаве, Стамбуле и сеть т. н. «японских военных миссий», развернутых на Дальнем Востоке, в Сибири, Маньчжурии и Забайкалье в 1918–1919 гг. для контроля за марионеточными белыми режимами и ведения агентурной разведки в Дальневосточной Республике.
После ухода экспедиционной армии из Приморья японское правительство взяло курс на нормализацию отношений с Советским Союзом и в 1925 г. заключило двустороннее соглашение о возобновлении дипломатических и торговых контактов. Поскольку стратегической целью Японии являлся захват северо-востока Китая с дальнейшей экспансией в Юго-Восточную Азию и вытеснение оттуда Соединенных Штатов Америки, в соответствии с утвержденным в 1923 г. «Курсом национальной обороны империи» Токио стремился избежать войны с нашей страной [557]. Действуя в рамках этой доктрины, в 1922–1931 гг. военная разведка Японии активно участвовала в подготовке агрессии на материке, рассматривая деятельность по СССР как второстепенное направление и занимаясь главным образом сбором информации о военном и экономическом потенциале нашей страны, ее мероприятиях по укреплению позиций в Китае и Корее без проведения подрывных акций против Советского Союза в какой-либо форме.
Главными центрами японской военной разведки в советском приграничье до т. н. «маньчжурского инцидента» (1931 г.) являлись эвакуированные из нашей страны в 1922 г. с согласия фактического главы северо-востока Китая Чжан Цзолиня военные миссии в Харбине, Маньчжоули и Хэйхэ, а также резидентура Корейской армии во Владивостоке. В своей деятельности они опирались на членов японской диаспоры в Приморье и Северной Маньчжурии, отряды белых партизан, выводимую в Забайкалье и на Дальний Восток маршрутную агентуру из китайцев, корейцев, белоэмигрантов и контрабандистов, а также на информаторов среди служащих советских дипломатических и торговых организаций в Харбине и на КВЖД. Однако деятельность ЯВМ сковывали регулярные сокращения их штатов и недостаточное финансирование Военным министерством, массовый отток японских мигрантов с Дальнего Востока и из Забайкалья, а также разобщенность белоэмигрантских организаций в Китае. Кроме того, в 1924–1927 гг. советские органы государственной безопасности сумели перехватить линии связи Токио с владивостокским генконсульством и головной миссией в Харбине, в силу чего японская военная разведка лишилась большей части своих агентурных позиций в Приморье и Приамурье [558].
Хотя командование Квантунской армии дважды – в 1924 и 1927 гг., пыталось заручиться согласием Военного министерства на расширение разведаппарата в Советском Союзе за счет организации легальных резидентур на Дальнем Востоке, в Сибири и Забайкалье под прикрытием японских дипломатических и торговых представительств, вплоть до 1932 г. правительство уклонялось от реализации каких-либо предложений по усилению разведки на материке, опасаясь возможных дипломатических осложнений в случае разоблачения ее агентуры.
В целях расширения источников получения достоверной информации о СССР японская военная разведка наладила в 1919–1923 гг. тесное взаимодействие с генштабами Польши, Латвии, Эстонии, Финляндии, Франции и Германии, которые, как полагали в Токио, имели надежные агентурные позиции в СССР. Однако советские органы госбезопасности заблаговременно перехватили их разведывательные каналы, поэтому в 1922–1925 гг. передавали японцам специально подготовленную дезинформацию, содержавшую завышенные данные о численности личного состава, танкового и авиационного парков Красной армии, что, по замыслу советского руководства, должно было удерживать Токио от нападения на нашу страну [559].
Ситуация не изменилась и после учреждения в 1925 г. легальной резидентуры под прикрытием военного атташата при посольстве Японии в Москве. Практически сразу ее личный состав попал под плотное наружное наблюдение, шифропереписка военного атташе с 1927 г. перехватывалась и читалась Спецотделом ОГПУ, из его сейфа регулярно изымалась служебная документация, почта посольства и ВАТ перлюстрировалась при перевозке через Советский Союз, к сотрудникам была подведена агентура из военнослужащих Красной армии и лиц женского пола [560].
