87
Еще один оставленный замысел. — Прим. автора.
Пожалуй, необходимое название найдено. — Прим. автора
По мере того как роман понемногу проникал в мое сознание, доктор отказался играть роль ревнивца. Вскоре он потерял свою жену, так же как и свои сигары, которые вернулись к законному владельцу, отцу — настоятелю. В конце концов ревнивым супругом стал один из колонистов. — Прим. автора.
Ничего общего между моим умным симпатичным хозяином и молчаливым Рикером, но на фабрике у Рикера тоже «сквозь оконную сетку доносился запах прогорклого маргарина». — Прим. автора.
Еще одно отвергнутое начало. Начало книги таит для романиста больше опасностей, чем конец. Прожив с романом год — другой, автор как бы действует бессознательно — так что конец уже задан. Но если начать книгу неверно, ее можно и не кончить. Я помню, как бросил по крайней мере три романа, и по меньшей мере один из них из‑за неправильного начала. Так человек раздумывает, чем нырнуть в воду, — в эту минуту решается его участь: выплывет он или утонет — Прим. автора.
Санитаром (фр.)
1 Я вспоминал леса вокруг Имбонги, когда описывал, как Керри искал Део — Гра- тиаса. — Прим. автора.
Колонист (фр.).
Полицейские романы {фр.).
Хандра (фр.).
3 Девицы (фр.).
«Социальная помощь» (фр.). Насколько я понимаю, что‑то вроде светского ордена с обетом целомудрия, но без других постоянных обетов.
Мой скептик доктор, видимо, добавит: «Если только у африканцев можно поднять настроение с помощью цветов». Но для белых в этой гнетущей атмосфере ценна любая психологическая поддержка. — Прим. автора.
Не считая пробной игры, когда я показал им правила, я проиграл на корабле отцу Жоржу и отцу Анри все партии, а мы играли не меньше четырех партий в день. Я научился этой игре в Сайгоне или в Ханое у офицеров службы безопасности, которые меня охраняли, и, видно, поэтому они позволили мне выиграть у них разок — другой. — Прим. автора.
Мучительное, но столь существенное начало почти родилось. Вот оно: «Пассажир пишет в дневник, перефразируя Декарта: “Я испытываю неприятные ощущения, следовательно, я существую”, и откладывает перо, потому что больше написать ему нечего». — Прим. автора.
«…Эти идиоты, эти всюду сующиеся идиоты…» — чуть ли не единственная фраза, удержавшаяся на последней странице моего романа.
«…Эти идиоты, эти всюду сующиеся идиоты…» — чуть ли не единственная фраза, удержавшаяся на последней странице моего романа
Не знаю, почему X. так неожиданно стал С. Если уж не давать героям фамилий и таким образом избежать указания на их национальность, «С» кажется мне единственно приемлемой буквой — «Д» я уже использовал в «Тайном агенте». Почему я отверг остальные двадцать две буквы, совершенно непонятно: «С» обладает для меня нужными качествами. — Прим. автора.
Интерес к снам, и не только моим, но моих героев, возможно, вызван тем, что в шестнадцать лет меня водили к психоаналитику. Сон Керри в «Ценой потери» об утрате священного сана и поисках церковного вина — точная копия моего собственного сна, который мне приснился в то время, когда я писал роман, — в самую нужную минуту. И наутро я сразу же вписал его. Мой роман «Это поле боя» зародился во сне. — Прим. автора.
1 Это потому, что больница в Коке принимает только незаразных туберкулезных больных. Всех заразных отсылают в Йонду. — Прим. автора.
2 Старшей сестрой (фр.).
Медаль Св. Георгия (англ.)
«Маленький циклон» (фр.). Больничный врач, вообразивший, будто меня страшно интересуют его пустые палаты, обращался с этой женщиной как с обычной подчиненной — посылал ее за чаем, не давал присоединиться к на- 1 шей беседе. Я попросил Д., когда мы вернемся домой, пригласить ее в Ионду. — 1 Прим. автора.
Мне приятна была его похвала — всегда приятна похвала профессионала, на этот раз особенно из-за нападок на этот персонаж Джорджа Оруэлла (ему приходилось иметь дело с полицейскими в Бирме): он счел Скоби слишком гуманным для комиссара колониальной полиции. Но я был очень тесно связан по работе со старым комиссаром во Фритауне и видел, как он любил африканцев и глубоко им сочувствовал. Его гуманность выражалась в причудливой форме: всякий раз после казни через повешение, на которой он обязан был присутствовать, он две недели не мог есть мяса (это испортило ему Рождество 1942 года). — Прим. автора.
Мисс де Йонг, тогда ей было чуть больше двадцати, ворвалась в Британское консульство в Сан-Себастьяне, сразу же после падения Франции, вместе с двумя штатскими, гражданами одной из стран-союзниц, которых она сопровождала прямиком из Брюсселя, и попросила консула снабдить ее деньгами для устройства маршрута побегов. Подозревая подвох со стороны немцев, консул ответил, что его интересуют только военнослужащие союзников. Спустя несколько месяцев она вернулась с двумя летчиками, которых сбили над Бельгией. Она заручилась помощью контрабандиста в Пиренеях, но перед последним переходом границы он слег от гриппа, и пока она с тремя летчиками (двумя американцами и одним британцем) скрывалась на ферме, дожидаясь, когда он поправится, их выследила вишистская полиция. Спасением своей жизни она обязана тому, что была передана германской военно-воздушной полиции под вымышленным именем, и там так и не узнали в ней ту самую знаменитую де Йонг, за которой охотилось гестапо. В результате предательства американцев весь маршрут побегов был провален, несколько человек были казнены (включая ее отца) и более сотни отправлены в концлагеря. — Прим. автора.
