Соне Чирковой минуло двадцать четыре года. Возраст для девушки по тем временам почти критический. Соня, обладавшая большой рассудительностью, об этом не забывала. К тому же Денис Васильевич ей нравился.
Воспитанная в строгих правилах, она, разумеется, никогда бы не решилась выйти замуж без материнского благословения, но, сохраняя внешнее спокойствие и почтительность, споров с Елизаветой Петровной не прекращала:
– Не забудьте, маменька, стихи Дениса Васильевича, о которых вам сказывали, писаны им были в молодости.
– Перестань эаступничать! – хмурилась мать – Давыдова ничто извинить не может. Он атеист и якобинец!
– На него напрасно наговаривают, маменька…
– Ты ничего не знаешь! Он сам многим признавался, что состоит членом якобинского клуба52.
– Быть того не может! – не сдавалась Соня. – Поговорили бы лучше с Бегичевыми…
– Славно придумала! – усмехнулась мать. – Бегичевы того и домогаются, чтобы родственнику приличную партию составить, а я им верить буду! Нет, дружочек, я еще из ума не выжила!
Подобные стычки происходили ежедневно, и кто знает, чем бы дело кончилось, если б однажды не заехал проведать Чирковых находившийся проездом в Москве старый генерал Алексей Григорьевич Щербатов. Близкий друг покойного Николая Алексеевича Чиркова, он пользовался особым уважением и доверием его вдовы.
Узнав, что за крестницу Сонечку сватается Денис Давыдов, генерал отозвался о нем с большим одобрением:
– Я еще по прусской кампании молодца помню, и в четырнадцатом году он в моих войсках служил… Храбр, умен и преданность отечеству партизанскими подвигами запечатлел… Поздравляю! Лучшего мужа для Сонечки я не желал бы!
Елизавета Петровна от столь неожиданных слов пришла в полное недоумение:
– Да что ты, Алексей Григорьевич! Хорош будет муж для Сонечки, коли никакой обстоятельности в нем нет… Сама, чай, стихи его читала… Одни пирушки у него на уме да вино проклятое…
Генерал весело рассмеялся.
– Ну, матушка, ты, верно, гусар-то с монахами путаешь… На священное писание стихи Дениса Давыдова, конечно, мало похожи, зато всем военным по душе… Я сам до сей поры одно из посланий его помню… Как, бишь, там он пишет..
Ради бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Бурцов, брат, что за раздолье!
Пунш жестокий! Хор гремит!
Бурцов, пью твое здоровье:
Будь, гусар, век пьян и сыт!
И, с видимым удовольствием продекламировав стихи, генерал назидательно добавил:
– Талант в вину не ставится, матушка! Вот что уразумей!
– Ох, да как же это? – растерянно произнесла Елизавета Петровна. – Ведь он сам, говорят, такие страсти про себя высказывает…
– Поменьше уши развешивай! – с грубоватой дружеской простотой перебил генерал. – Слабости у каждого есть, Давыдов тоже не безгрешен, лишнее сболтнуть может, да за это строго взыскивать нельзя. Davidoff, quand on le connait bien, – заключил он по-французски, – n'esl que le fanfaron du viceXII.
Соня стояла у дверей с пылающими щеками, прислушиваясь к разговору. Благонравным девушкам так поступать не полагалось. Но разве утерпишь? Решалась ее судьба. И то, о чем говорил сейчас крестный, было необыкновенно интересно53.
* * *
Новый, 1819 год встречал Денис Давыдов в Петербурге, а в Москву возвратился лишь в половине января.
Необходимые средства для ланкастерской школы удалось все-таки получить, и Денис Васильевич, уведомляя о том Воронецкого, сообщил кстати, чтоб ждали его самого в Херсоне к концу месяца. О благоприятном исходе сватовства он не думал. Столичным друзьям о существовании Сони Чирковой даже не заикнулся.
И вдруг… такая приятная неожиданность: Елизавета Петровна соглашается выдать за него свою дочь!
Денис Васильевич, надев новый, недавно сшитый лучшим московским портным мундир со всеми регалиями и опрыскав себя духами, отправляется к Чирковым. Соня встречает сияющая. Домашние глядят на него с тем особым любопытством, какое обычно вызывается первым появлением в доме жениха.
Но Елизавета Петровна, по всей видимости, продолжает относиться к будущему зятю с плохо скрытой недоверчивостью. Она окинула его строгим взглядом, молча поцеловала в лоб, увела в гостиную.
– Бегичевы небось говорили тебе, что моя Сонюшка невеста не из бедных, – промолвила она с легкой, еле уловимой иронией.
Денис Васильевич смутился. Знал, что разговор о приданом неизбежен, но казалось постыдным вести его.
– Я осмелился просить руки вашей дочери потому, что мои чувства…
Елизавета Петровна договорить не дала:
– Чувства, батюшка мой, чувствами, а дело делом… Не век вдвоем жить будете, детишек господь пошлет, их кормить и воспитывать надо… Сонюшке отец завещал сызранскую деревеньку Верхнюю Мазу, там пятьсот с лишним душ, и завод винокуренный под Бузулуком… Кабы в хозяйские руки состояние это попало, я бы и беспокоиться не стала, ну, а нам как быть? Сам, чай, ведаешь, каков из тебя помещик, да к тому же на службе ты состоишь… Вот и порешила я, чтобы до поры до времени Сонюшка сама своим приданым владела, она в хозяйственных делах смышлена, ежели приумножить не сумеет, то по крайности от разорения сбережет…
Все было ясно и немного обидно. Старуха побаивалась, что он промотает богатое приданое дочери. Однако ее нельзя строго осуждать. Он, правда, не собирался расточительствовать, но помещик из него в самом деле плохой. И в конце концов, если Соня окажет такие же хозяйственные способности, как Сашенька, лучшего нечего и желать. Он смотрел серьезно на устройство своей будущей семьи.
– Пусть все будет так, как вам угодно, – произнес он. – Я прошу лишь о том, чтобы впредь вы не оставляли нас своими советами…
Суровые глаза старухи сразу подобрели. Ответ, выражавший полное бескорыстие, пришелся по душе, примирил с будущим зятем.
Спустя некоторое время Соня, войдя в гостиную, застала мать и жениха в самой дружеской, мирной беседе.
… Выхлопотав дополнительный отпуск по случаю женитьбы, Денис Давыдов всю весну прожил в Москве. Здесь и получил он в конце февраля приказ о переводе его начальником штаба третьего пехотного корпуса. Приказ пришелся кстати. Соня желала после свадьбы ехать с ним в Херсон, ее смущала лишь дальность расстояния. Кременчуг, где находился штаб третьего корпуса, был значительно ближе, и недалеко от этого города жила в своем имении замужняя старшая сестра Сони, давно приглашавшая ее погостить. Все складывалось прекрасно.
13 апреля, на красную горку, состоялась свадьба, а в конце мая молодые Давыдовы были уже в Кременчуге54.
