Это доказала история всех революций, и безмерным было бы преступление революционеров, если бы они упустили момент, зная, что от них зависит спасение революции, предложение мира, спасение Питера, спасение от голода, передача земли крестьянам.
Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!
Промедление в выступлении смерти подобно».[47]
Закончив письмо, Ленин снова стал томиться ожиданием. Ему необходимо было как можно скорее попасть в Смольный, где в это время принимались решения огромнейшей важности. Все приготовления к восстанию были закончены, и Военно-революционный комитет постановил, что восстание должно начаться в два часа ночи. Конечно, Ленина старались держать в курсе дела, но оповещали его не обо всем. Пока что его предупредили, чтобы он не спешил выходить из подполья. Позже Сталин распространит версию, будто к вечеру того дня он собственноручно послал Ленину записку, вызывая его в Смольный, и что Ленин получил ее как раз в тот момент, когда писал процитированное выше письмо. Представьте, какое счастливое совпадение! Но верится в это с трудом. Ленин действительно отослал Маргариту Фофанову около 10 часов вечера, по всей вероятности, с настоятельной просьбой узнать подробнее самые свежие новости о вооруженном восстании; почти наверняка при ней было только что написанное им письмо. Ленин также сказал ей, что будет ждать ее до 11 часов, а если до того времени она не вернется, он будет волен поступать, как ему заблагорассудится. Верный спутник Ленина, Эйно Рахья, как всегда, был к его услугам.
Из всего, что ему удалось в тот день узнать, он понял: восстание вот-вот начнется. Целый месяц до этого он пытался убедить Военно-революционный комитет в необходимости действовать тотчас же, не медля, повсюду, где это только возможно, — пока Временное правительство не стянуло силы и пока рабочие и солдаты горят желанием ринуться в бой. И вот настал его час действовать. Необходимо во что бы то ни стало «подтолкнуть историю». Что толку сидеть и ждать, когда за ним придут и с почестями выведут к народу, а весь Петроград будет уже в руках революционеров? Он должен любой ценой попасть в Смольный.
Риск был велик. Большую часть пути надо было идти пешком, потому что трамваи не ходили. Кроме того, существовала опасность встречи с правительственными патрулями. Мосты могли быть снова разведены, и тогда пришлось бы нанимать лодку, чтобы перебраться на другой берег Невы, а юнкера наверняка шарили в темноте прожекторами по воде. Если бы Ленина узнали, его расстреляли бы на месте.
Полчаса он ходил взад-вперед по комнате, перебирая в уме все «за» и «против». Вдруг он остановился — его пронзила мысль, что, если он и дальше будет сидеть в этой комнате, он все потеряет, а если он все-таки доберется до Смольного, он выйдет победителем, все лавры будут его. Ленин быстро напялил парик и подвязал щеку большим мятым платком. Эйно Рахья он велел в случае, если их остановят, говорить, что у его товарища страшная зубная боль, и поэтому он даже не может говорить. Затем он написал записку верной своей помощнице Фофановой: «Ушел туда, куда Вы не хотели, чтобы я уходил. До свидания. Ильич», — с тем и покинул квартиру. Ночь была холодная, дул сильный ветер, но снег еще не лег на землю. Уходя из дома, Ленин надел галоши — боялся, что будет дождь.
Трамваев не было видно. Выборгская сторона была в руках красногвардейцев, поэтому Ленин и Рахья не ожидали никаких препятствий до самого Литейного моста. На их удачу им попался последний трамвай, направлявшийся в депо, и они вскочили в него. Вагон был почти пустой. Никто не обратил внимания на человека с подвязанной щекой и на молодого финна, его спутника. Годы спустя придворные историки, почитатели культа Ленина, придумали любопытный разговор, который якобы произошел между Лениным и кондукторшей трамвая. Ленин будто бы спросил кондукторшу, куда идет трамвай, а она будто бы ответила: «Да откуда вы такие? Разве не знаете, что в городе творится? И какие вы рабочие, если даже не знаете, что у нас революция! Мы прогоняем хозяев!» Тут Ленин, мол, расхохотался и к восторгу кондукторши стал ей детально объяснять, как должна развиваться революция. А Эйно Рахья в это время дрожал всем телом, боясь, что Ленина кто-нибудь узнает и выдаст врагам. В официальной истории этот эпизод так или иначе был увековечен наряду с другими сказками, сочиненными для того, чтобы ярче раскрасить исторические события тех лет. А между тем подлинная история революции была и без того насыщена красками и в подсветке не нуждалась.
Ленин шел в Смольный, терзаемый чувством одиночества, покинутости. Больше всего его донимал вопрос: почему революцию начали без него? Могли бы по крайней мере послать за ним броневик или приказали бы красногвардейцам доставить его под их прикрытием в Смольный. Но ничего такого не предприняли. У Ленина было отчетливое ощущение, что от него намеренно скрывали самую важную информацию. Ленин шел в Смольный, прекрасно понимая, что имеет один шанс из трех дойти туда живым.
На Выборгской стороне Литейный мост охраняли красногвардейцы. Они без всякого допроса пропустили двух прохожих в потертых пальто и кепках, приняв их за рабочих. Но на другой стороне моста дежурил кадет, и от него можно было ожидать неприятностей. К счастью, откуда ни возьмись появились красногвардейцы, и внимание кадета было отвлечено. Красногвардейцы и кадет принялись осыпать друг друга ругательствами, и пока длилась их перепалка, Ленин с Эйно Рахья незамеченными проскочили мимо, преодолев последние несколько метров моста. Так они благополучно проделали большую половину пути; самый опасный отрезок его оставался впереди.
Они шли по Шпалерной, как вдруг перед ними из тумана возникли два юнкера верхом на лошадях. Юнкеры приказали им остановиться и предъявить пропуска. Эйно Рахья шепнул Ленину: «Идите, я с ними сам разделаюсь». Правда, в тот момент он понятия не имел, как это он с ними справится, хотя у него в обоих карманах лежало по револьверу, и при необходимости он мог пустить их в ход. И тут его словно осенило. Он решил сделать вид, что он пьяный. Один из юнкеров хлестнул его нагайкой по голове. На требование предъявить пропуск Рахья тупо бормотал, что не понимает, чего от него хотят. Юнкеры собрались было его арестовать, но передумали, решив, что нечего связываться с пьяным, и отпустили. Рахья догнал Ленина, и дальше до самого Смольного они шли без приключений. А у Смольного возникло неожиданное препятствие — их не захотели впускать. Это, пожалуй, было самое нелепое, что могло с ними случиться по дороге. Вождь революции, человек, который в течение нескольких недель упрямо призывал к восстанию, теперь оказался у закрытых дверей — его не хотели впускать в здание, где размещался штаб революции. Дело в том, что его пропуск был белого цвета, но такие пропуска уже были недействительны. Теперь в ходу были красные пропуска. Минут десять Ленин и Эйно Рахья спорили с охраной, и только когда напиравшая сзади толпа, возроптавшая из-за заминки у входа, смяла сопротивление охраны и прорвалась внутрь здания, Ленин и Эйно Рахья были буквально внесены в Смольный с потоком дерущихся, орущих, толкающих друг друга людей. Повернувшись к Эйно Рахья, Ленин сказал: «Видишь, победа всегда на нашей стороне!»
