Но на этом сходство не закончилось. Николай тоже получил ранение в рейде при следовании в колонне. Очередь из крупнокалиберного пулемёта пробила кабину машины и раздробило правое бедро. Спасти ногу не удалось. Ампутация была проведена на уровне середины бедра. В этот госпиталь капитана перевезли через пару дней после ранения. Теперь его в ближайшее время ждёт отправка в Ташкент. Своей жене, которая живёт с детьми у его родителей в Кемерово, пока о ранении не писал. Но придётся.
Никто в палате, кроме Красько, даже не строил планов на будущее. Оно казалось призрачным. Лишь оптимист Николай твёрдо верил — продолжит службу в армии, а работу хирурга не оставит.
3Была у Николая Красько ещё одна страсть всей его жизни, о которой он мог говорить часами. Это охота. Здесь их «пути» с Невским разошлись — на охоте тот никогда не был, но очень любил рыбалку.
Теперь при каждом удобном случае капитан вспоминал свои «охотничьи истории». Его с интересом слушал не только сосед Александр, но даже обожжённый Сергей прекращал стонать, а Юрка переставал материть вполголоса всех и вся, заслушиваясь рассказами «советского барона Мюнхгаузена». Как известно, охотники по праву считаются одними из лучших рассказчиков. Ну, а «не приврать — красиво не рассказать».
Однако Николай был не просто охотником, он прекрасно знал рецепты приготовления блюд из птицы, сам много и с увлечением готовил. Вот повезло его жене! Муж был «настоящее золото».
Сёстры и врачи часто могли слышать тоже его «полезные советы», работая с пациентами в палате.
— Мало, кто знает, как правильно разделывать и готовить добычу. — Говорил, например, капитан, обращаясь к Невскому, но при этом повышал голос для всех находящихся в палате. — Птицу легко ощипать, если её предварительно положить в воду, содержащую немного питьевой соды, или погрузить на 1–2 мин в горячую воду (до 75 градусов). А гуся ощипывают сухим, не ошпаривая кипятком, Мясо ошпаренного гуся меняет свой вкус. Чтобы мясо птицы получилось нежным, прежде чем готовить, его снаружи и внутри надо протереть разрезанным лимоном. А при варке бульона из птицы её опускают только в холодную воду.
— Ну, Коля, за тобой надо постоянно записывать. Я не плохо готовлю, но этого ничего не знала. — Перевязочная сестра Нонна заканчивала менять повязку на животе Юрия, широко улыбнулась рассказчику. — Хоть не уходи из вашей палаты.
— Вот, Нонночка, и заглядывай к нам почаще, приходи чаёк попить. Мы тут все смирные, не кусаемся. А тебя надо в рамочку вставить и любоваться на такую красоту.
— Ага. Ещё скажи раздеть до нага, — девушка довольно рассмеялась.
— Мужики, заметьте, это не я предложил. Но мы не против. Так ведь?
Невский даже прыснул. Такой «трёп» явно повышал настроение, да и боль меньше беспокоила.
— Ладно, охотник, рассказывай дальше. — Сестра перешла к молчавшему капитану Копейкину. Начала осторожно разбинтовывать его голову. — Он так и не говорит с вами?
— Молчит наш Петруша. Молчит, как партизан. Пока только один для него собеседник — это он сам. Но ничего, мы его своей болтовнёй «достанем», он и попросит нас заткнуться. Это и будет его чудесное исцеление. Итак, я продолжаю учить поварскому искусству. Если при жарении в духовом шкафу тушка птицы или дичи сильно подрумянится, но внутри ещё не готова, прикройте её сверху влажной пергаментной бумагой. Слышь, Нонна, для тебя ведь рассказываю. Сготовишь для раненых героев на досуге. При приготовлении отварной птицы ко второму блюду её можно закладывать в горячую воду. В этом случае отвар будет хуже, но мясо птицы — сочнее и вкуснее.
— Всё поняла, сготовлю. Только вы сначала мне подстрелите такую птичку. А почему ты только про птиц рассказываешь? Ты никого больше на охоте разве не стрелял?
— Стрелял, конечно, и зайцев, и кабанов, и оленей, и медведей. Всё было. Но я в другой раз расскажу, как готовить такую добычу. Вижу, ко мне уже подбираешься, будешь мучить своими нежными ручками, раны мои тревожить. Посему я умолкаю.
Несколько минут в палате было тихо. Внезапный возглас Петра заставил Невского даже вздрогнуть.
— А помнишь, как говорил твой друг детства Виталька: «Тебе холесо и мне холесо». Он не выговаривал некоторые буквы, поэтому так звучало слово «хорошо». А лопату он называл «копата». Мы так любили с ним зайти в поле ржи и лежать, раскинув руки, смотреть в небо, слушать звуки кузнечиков, шмелей, пчёл. А среди колосьев росли тут и там васильки. Как я обожал и до сих пор люблю этот цветок. Он вроде бы и сорняк, но такой красивый. — Капитан помолчал. Потом продолжил. — Конечно, я всё это помню. Самым большим чудом для меня было, когда я увидел этот цветок здесь, в Афганистане. Помнишь, я нашёл его недалеко от женского модуля, где жили наши «джелалабадушки». Как он там оказался?! Может, кто-нибудь из девчат посадил семена, но вырос только один цветок. Я тогда долго стоял ошарашенный. Потом сделал даже навес для василька, чтобы безжалостное солнце не сожгло его. Всё-таки, он цветок севера. Потом я почти каждый день ходил и поливал своего любимца. На моё счастье он долго радовал меня, напоминал о доме. А если снова вырастет такой цветок, то кто будет заботиться о нём?! Пропадёт ведь!
Послышались сдерживаемые рыдания. Нонна бросилась к офицеру, стала гладить его по голове, приговаривая: «Успокойся-успокойся, Петя! Присмотрят за твоим цветочком. Не пропадёт василёк».
Наверное, это помогло, раненый перестал рыдать. Спустя некоторое время, когда Нонна перевязывала уже Невского, Копейкин продолжил говорить:
— Ты помнишь, как называется брага в Джелалабаде? Правильно, кава, кавка. Кто как назовёт. Ох, и выручала она нас. Хоть мы и медики, но спирт тоже приходилось экономить. Мне позарез надо было её раздобыть на свой день рождения. Пошёл к своим друзьям сапёрам. Славную они готовили кавку. Огромная 200-литровая бочка была этого зелья. Отлили они мне в большой 5-литровый солдатский термос. Не отпустили без пробы. Пили мы тогда «За содружество войск», за мой день рождения. Ох, и крепкая оказалась! С трудом дотащил я тогда этот термос до своей Медроты. Развезло. Жуть! Но с коллегами продолжили гулять. Славный это был день рождения. Но, словно, в другой уже жизни.
Капитан умолк. Молчали и все в палате. Все хотели верить, что офицер сможет всё-таки «вернуться к ним».
В палату стремительно вошёл Борис Владимирович, прикомандированный подполковник из Ленинграда.
— Привет, Саша. Уже закончили тебя перевязывать? Хорошо. Я распорядился сейчас перенести к вам на носилках в палату раненого офицера. Он совсем упал духом после ампутации обеих ног. Надо вернуть ему желание жить. Он уже пытался выброситься из окна. Помоги ему. Он из твоей Кандагарской Бригады, капитан, командир одной из рот. Возможно, вы и знакомы. Тоже Александр. Пусть он пару часиков у вас побудет. Поговори с ним по душам. Успокой, как можешь. Добро?
