— Что вы, уважаемая, на это скажете, хотел бы я знать? — проговорил высокий старик в каракулевой шапке и погрозил стоящей перед ним девушке суковатой палкой. — Что вы на это скажете, сударыня?
— Я скажу, что вы, сударь, правы.
Девушка, не замечая пристального взгляда Буслова, задорно подмигнула старику.
— Озорная девчонка! Когда ты станешь серьезной?
Старик огляделся по сторонам, и взгляд его остановился на Буслове. Старик, словно поперхнувшись, клюнул носом и поверх очков стал пристально вглядываться в высокого, щегольски одетого кавалериста. Склонившись к девушке, он тихо сказал:
— Васса, смотри!
— Что, папа? — близоруко щуря глаза, спросила девушка.
— Погляди, что у него на шее.
— Вижу, шарф. Очень похож…
— Не только похож, а это он. Работу, работу нашей милейшей Анны Никифоровны я узнаю из тысячи. Я сейчас…
Старик шагнул к Буслову.
— Извините великодушно. Вы не с фронта?
— Так точно, — Буслов почтительно и четко звякнул шпорами.
— Разрешите узнать, откуда у вас этот шарф?
— Фронтовой подарок. От профессора Ивана Владимировича Сопрыкина.
— Совершенно верно! — Старик протянул руку Буслову и внушительно добавил: — Благодарю за письмо. Очень рад, очень рад. Вы, наверное, догадываетесь, что я и есть Иван Владимирович. А это моя дочь Васса, а проще Васенка. Вы, значит, тот самый разведчик Буслов? Мы про вас в газетах читали.
Обрадованный профессор говорил возбужденно и громко.
— Значит, трудно на войне? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: Разумеется, я так и предполагал. А вот она этого не понимает. Двадцать три года, а все прыгает, скачет, как девчонка. В Азию от бомбежки скакать хотела. Я отговорил. На фронт хотела уехать — не взяли. «У нас, — говорят, — без вас близоруких много». Теперь ни с того ни с сего пошла окопы рыть. Парадоксальная девица!
На такую характеристику «парадоксальная» девица и бровью не повела. С лукавой усмешкой посматривала она на отца и со смелым любопытством на Буслова. Близорукие глаза ее пытливо, по-девичьи щурились и, казалось, говорили: «Не обращайте внимания на старика. Он ворчун и придира, но в сущности человек самый добрейший».
Подхватив Буслова под руку и заглядывая ему в лицо, девушка засыпала его вопросами:
— Вам нравится шарф? А шоколад получили? Это очень питательно. Страшно на войне? Шашка у вас очень острая? Сколько немцев зарубили?
— Вздорных вопросов, сударыня, не задавать, — перебил ее Иван Владимирович. — Прошу, любезнейший, в это парадное. Мы уже дома.
Едва успевая отвечать на вопросы, Буслов очутился в квартире профессора на улице Горького.
Васса отцепила у Буслова шашку и куда-то унесла. Иван Владимирович снял с него шарф и кликнул Анну Никифоровну.
Из соседней комнаты торопливо вышла черноволосая невысокая женщина. Буслов угадал, что это мать девушки.
— Ты видишь?
Профессор, держа шарф обеими руками, поднес его к лицу жены.
— Вот кому попал!
— Здравствуйте, мой дорогой. Мы от всей души собирали фронтовикам подарки. Хотелось положить самое лучшее, — проговорила Анна Никифоровна.
Буслову она напомнила сельскую учительницу, у которой он когда-то учился. Такая же спокойная, мягкая и строговатая.
— Садитесь, дорогой товарищ Буслов, — пригласила она.
Иван Владимирович бережно накинул шарф Буслову на шею и, расправляя его, повесил бахромы голубых кистей на плечо так, чтобы не закрыть два ордена Красного Знамени. Обняв растерявшегося разведчика, он повел его к столу.
Сначала Буслов чувствовал себя неловко, но радушное и дружеское отношение этих людей быстро устранило замешательство и неловкость. Этому способствовал Иван Владимирович. Он расспрашивал Буслова о войне. Но сам говорил больше всех.
— Значит, вы говорите, побывали в тылу у немцев? Приказ выполнили и обратно вышли? Хорошо! Каждый день сводка Информбюро сообщает: «Кавалеристы генерала Доватора отбивают атаки гитлеровцев». Молодцы! А мы с Вассой, признаться, в октябре тут…
— Подожди… — перебила жена.
Анна Никифоровна рассказала, как Васса обивала пороги военкоматов и просилась на фронт, но ей всюду отказывали из-за близорукости. Ей удалось записаться в строительный батальон. Когда узнал об этом Иван Владимирович, он, несмотря на свои шестьдесят пять лет, тоже загорелся. Обманув Анну Никифоровну, они украдкой исчезли из дому и несколько дней копали противотанковые рвы.
— Я боялась с ума сойти, — продолжала Анна Никифоровна, — тем более что один ученый, а другая — аспирантка. Вечно крик, спор. Не квартира, а дискуссионный клуб.
— Мы спорим принципиально. Два зоолога никогда не уживутся мирно, усмехнувшись, сказал Иван Владимирович.
— А окопы — это тоже зоология? — спросила Анна Никифоровна.
— Нет, не зоология. Это называется полевая фортификация. Ну ладно, милочка, ты меня перебила. Так, роем мы окопы. Ополченческий добровольный батальон. Васса моя лопатой орудует. Мы с одним инженером профили высчитываем, вымеряем и тому подобное. Дело это мне немного знакомое. В один прекрасный день катит из Москвы грузовая машина. Останавливается около нас этакий субъект с дамочкой и говорит: «Бросайте копать, немцы в Можайске». «А это мы и без вас знаем», — отвечает инженер, хоть человек совсем не военный, но основательный. «А вы, собственно, кто такой будете? — спрашивает он субъекта. — Почему панику поднимаете?» Тот достал в палец толщиной папиросу и, форменно обидевшись, говорит: «Я ответственный работник торговой сети и требую надлежащего обращения!» А мы без лишних формальностей потребовали от него документы, на каком основании он на грузовой машине эвакуируется. Таких документов, разумеется, не оказалось. «Почему, — спрашиваем, — вы так неорганизованно уезжаете?» — «Я, говорит, — занимаю определенное положение». — «Значит, по этому самому положению вы имеете право затащить в кузов рояль и шифоньерку?» Подружка его начала носик пудрить и вступилась за мужа. «Сегодня, — говорит, — к вечеру немцы в Москве будут».
— Они никогда здесь не будут! — с глубокой внутренней убежденностью тихо проговорил Буслов.
— Совершенно верно! — подхватил профессор. — Так и народ сказал, который с нами оборону строил. Да, да, так и сказал: никогда им здесь не быть! Вот дочь моя — свидетель!
— А мы вам верим, Иван Владимирович, верим, — подтвердил Буслов.
Распрощался с ними Буслов под вечер.
Над затемненной Москвой в облачном небе мирно покачивались аэростаты воздушного заграждения. Гудели тяжело нагруженные автомобили, звенели трамваи. По Волоколамскому шоссе на фронт шли войска…
