когда мою кандидатуру отклоняли при выборах в Академию наук и при выдвижении на Государственные премии, всегда так или иначе имело место участие моих коллег, которые либо считались друзьями, либо по видимости покровительствовали мне. Так, например, при разборе моего дела в КГБ и в ЦК КПСС в 1967 году мне рассказали, что мою поездку на международный конгресс сорвал академик Б.М. Кедров. Ему не нравилось то, что я на Западе был известен лучше, чем он, что мои книги там издавались, что ссылок на мои работы было больше, чем на его. Он знал о моей способности производить эффект на слушателей моими выступлениями. К тому же я имел персональные приглашения, а он – нет. И он сказал в ЦК, что не ручается за меня, и меня изъяли из делегации. И такого рода случаев в моей жизни было сотни. Мои коллеги использовали мою беззащитность, чтобы помешать мне выделиться за счет чисто научных достижений. И они преуспели в этом. Моя жизненная концепция была эффективна лишь в определенных пределах, а именно если ты не пытаешься реализовать свои способности сверх меры, допускаемой твоим всесильным окружением.
Когда я уходил в литературу, я уже имел печальный опыт в моей профессии, знал положение в литературе и не рассчитывал на то, чтобы пробиться в среде советских писателей. Я знал, что советская литература – это десятки тысяч людей, объединенных в различные организации, имеющих сложную социальную структуру и иерархию, выполняющих разнообразные функции. Талантливые писатели, действующие во имя истины и красоты, являются среди них редким исключением. Подавляющее большинство писателей и прочих деятелей литературной индустрии выбрали эту сферу жизнедеятельности исключительно из эгоистических соображений. На роль писателей здесь отбираются люди особого рода, такие, для которых советский строй жизни есть их родной строй. Они получают специальную подготовку, как быть не писателем вообще, а писателем советским. Они живут в конкретных советских условиях, а не витают в облаках, т. е. зарабатывают деньги, приобретают квартиры, дачи и машины, делают карьеру, заслуживают чины, награды, звания. Они сами образуют лестницу социальных позиций с соответствующей лестницей распределения материальных и прочих благ. Многие из них занимают официальные посты и входят в органы власти. Многим достаточно написать одну книжку, чтобы всю жизнь считаться писателем и жить безбедно. Такие писатели являются высшей властью в литературе. Они решают, что следует писать и как писать, что разрешить печатать, а что нет, кого и как награждать, кого и как наказывать. Высшая власть в советской литературе – сами советские писатели. Главный враг талантливого советского писателя – другой писатель, но посредственный. А таковых подавляющее большинство. Их роль – низвести литературный талант одиночек до уровня посредственности массы писателей. Они всеми силами стремятся утвердить в литературе господство посредственности, т. е. свое собственное господство. Партийные и государственные органы заявляют о себе лишь после того, как сами писатели не могут справиться с непокорными одиночками своими силами. Если бы советские власти предоставили самим советским писателям решать печатать мою книгу в Советском Союзе, ни один член Союза советских писателей не высказался бы за публикацию. Вот в чем суть дела! Да и сейчас, через двенадцать лет после опубликования «Зияющих высот», советские писатели ни в коем случае не допустили бы печатание моих книг в России, если бы им было предоставлено право решать. Появление моих книг в России принесло бы мне неслыханный успех, и десятки тысяч посредственностей это знают. Это изменило бы литературный статус массы писателей. Мой случай тут не является исключительным. Основным врагом публикации в Советском Союзе лучших произведений литературного взрыва брежневского периода являются сами советские писатели, составляющие часть и орудие идеологического аппарата страны.
Приступая к написанию «Зияющих высот», я никогда даже в мыслях не допускал надежды на издание книги в Советском Союзе. Я не собирался даже пускать книгу в «самиздат» – для этого она по многим причинам не годилась, и в том числе по той причине, что «самиздат» сам был советским явлением и становился массовым явлением. Моей книге в нем не было места. Не случайно же русские издательства на Западе, охотно печатавшие «самиздат», отказались печатать мою книгу. Я вообще не имел надежды на опубликование книги. То, что она появилась, я считаю чудом. И благодаря тому, что она появилась независимо от диссидентских кругов и «самиздата», она получила распространение в этих кругах, стала циркулировать нелегально в многочисленных копиях. Публикация книги кем-то, независимым от нелегальной, но все равно подверженной общим коммунальным законам среды, дало мне какую-то поддержку.
Родственники
Показателем того, какие перемены произошли в советском обществе в послесталинские годы, может служить также поведение наших родственников в моей из ряда вон выходящей ситуации. Во-первых, моя жена Ольга стала соучастником в моем поведении и ближайшим помощником. Она прекрасно понимала, что мы в результате моих скандальных действий потеряем все наше материальное благополучие и что моя научная карьера оборвется. Эмигрировать на Запад она, как и я, не хотела – мы не видели там для нас никакой возможности жить так, как жили в России. Она понимала также то, что наша дочь из-за нас попадет с самого начала жизни в число изгоев общества. И все-таки принципиальное идейное и моральное отношение к положению в стране и к моему личному положению восторжествовало в ее умонастроениях. Она решила идти со мной до конца, чего бы это ни стоило.
Моя дочь Тамара за то, что отказалась порвать со мною отношения, была исключена из комсомола и уволена с работы. Потом она в течение многих лет не имела постоянной работы. Мой сын Валерий жил с семьей в г. Ульяновске. Он был офицером милиции, капитаном. Был прекрасным работником, был представлен к высокой правительственной награде, имел перспективу повышения в должности. Его предупредили, что, если он будет поддерживать со мною связи и будет встречаться со мною, его накажут по партийной линии и уволят с работы. Для человека с семьей, живущего в провинции в самых недрах русского общества, такая угроза есть угроза всей жизни. И все-таки Валерий не внял угрозе. Когда стало известно, что меня могут посадить в тюрьму или выслать на Запад, он все же приехал к нам в Москву. В результате его исключили из партии и уволили с работы. В течение ряда лет он работал простым рабочим. Одновременно учился в вечернем инженерном институте и стал инженером. Но положение инженера было все равно ниже прежнего положения офицера милиции. И никаких перспектив для карьеры не появилось.
В той или иной мере
