— А как же пломба? — удивился я. — Пломбу-то как восстанавливали?
— Что ж, у уважающего себя водителя, думаете, нет пломбиратора? — даже с некоторой ехидцей рассмеялся Кунин.
— Вот так! И шел я ночью.
На такой машине положено ехать не больше 320 км в сутки, или 10 часов, — а мы делали по 500–600 км. Все так делают, чтобы сэкономить время. Я должен был, пройдя перевал, получить некую сумму от клиентов, которые вылетали самолетом на конечный пункт. Это были деньги для «отстрела» от милиции — каждый перевал стоил от 300–400 рублей (и это были очень большие деньги). В ночь милиционер зарабатывал на этом перевале до 5–6 тысяч.
Естественно, из них следовало «отстегнуть» секретарю райкома, председателю горисполкома — и самому ему оставалось рублей пятьсот. Милиционеры были не менее опытные, чем мы. И вот, представляете: подъезжаешь, у тебя все опломбировано, и липовые документы, что везешь госгруз, а он смотрит на задние оси фургона и говорит: 32 ящика, 11 тонн 600 кг нагрузка. И в морозном воздухе яблоками пахнут эти 12 тонн, как ты фургон не опечатывай. Ты говоришь: «Ну, сколько тебе, командир?» — «А то ты не знаешь расценок», — отвечает он. И ты ему отсчитываешь.
— Ну, вот: а говорят, что рэкет — что-то новое для России… — прокомментировал я.
— Ничего подобного. Я этот рэкет на себе испытал. Помню, был у меня совершенно замечательный случай: «Сколько стоит проход Киева?» — спрашиваю. «Стольник!» Прекрасно! Мороз минус 12. Подкатываю со стороны Мукачевского перевала. Вдруг выскакивает парень в полушубке. В свете прожектора видна морда — картинно пересеченная шрамом, в руках светящаяся палочка. «Стоять! Стоять! Вправо!»
Останавливаюсь… Я сижу высоко, в большой кабине. И у меня диктофон, очень серьезный по тем временам диктофон был, он включался на звук голоса и выключался автоматически. Под свитером — чувствительный микрофон, как пуговичка. И я, зная, что ему надо дать сто рублей, протягиваю четвертак. Мне интересна его реакция. Он так палочкой нежно отводит мою руку и говорит: «Питерский? Ты же интеллигентный человек. Ну как же можно мне, офицеру, коммунисту — 25 рублей». — «Слушаю тебя, командир, — сколько?» — «Стольник, естественно!»
Я говорю: «Правильно! Ты сейчас с меня возьмешь стольник, так я сейчас пройду Киев, а в Броварах, на выходе — следующий стольник. Обижаешь, командир!» — «Хорошо, говорит, — еду с тобой!» — «Садись!»
Он садится ко мне в кабину и едет со мной через весь Киев. И когда на следующем КП на выезде из Киева выскакивает второй такой и кричит: «Стоять! Принять вправо!» — мой вылезает и говорит: «Вася, все нормально, все уплачено! Фирма гарантирует!». Я говорю: «Спасибо, командир!». Он отвечает: «Спасибом не отделаешься, пришли еще пятерочку». Я говорю: «За что? Я же тебе стольник отслюнил!». — «Как за что — ну, а на такси? Мне на свое КП возвращаться, не могу же я из этих денег платить!» — возмущается он.
Попал мой сценарий к заместителю министра МВД Борису Владимировичу Заботину, генерал-лейтенанту, бывшему прокурору Ленинграда: у Анатолия Бобровского он был постоянным консультантом всех картин, которые тот снимал по Ю.Семенову. Прочел Заботин сценарий и спросил: «Владимир Владимирович, откуда вы все это знаете?» Отвечаю: «Я проработал несколько месяцев водителем!».
— «Вы что, писали на магнитофон?» — Я говорю: «Да». — «И пленочка сохранилась?» — Я говорю: «Да». — «Умоляю, уничтожьте!» — сказал он при Толе Бобровском. — «Пристрелят!»
— «Кто?» — «Наши!»
И я уничтожил. Но хорошая получилась картина. Это была третья. А четвертая картина, которая мне нравится, — «Чокнутые». Вот, «Чокнутые», например, — эту ленту снимала Алла Сурикова на «Мосфильме». Это была сатирическая история постройки первой железной дороги Петербург-Царское село длиною в 20 верст. Эпоха — николаевская Россия. Я же сумел сделать историю 150-летней давности абсолютно актуальной, по сегодняшнему дню. Там снималась замечательная когорта актеров. Ужасно смешная картина вышла — веселая, милая. Прекрасно снята операторски.
И пятая картина, последняя — «Ребро Адама», которую я привез в Штаты. Она получила призы на многих международных кинофестивалях, в 1992 году в Италии я получил за этот сценарий Главный приз итальянского кинофестиваля «Золотой Флайяно» — как лучший сценарист года. В «Известиях» была статья: «Американцы купили «Ребро Адама» сходу». Тогда был коммерческий фестиваль в Нью-Йорке, она и здесь, в Калифорнии шла, многие её видели. Поставил фильм Вячеслав Криштофович.
А было так. Меня пригласил Гия Данелия и предложил написать для одного киевского режиссера сценарий.
— Да не буду писать я, — сказал я. — Не хочу этим заниматься.
Я был как раз в том состоянии «фавора», когда мог отказываться от конкретных договоров. Данелия же сказал: «Послушай, я хочу пригласить его в Москву, но ему нужен крепкий сценарий, попробуй написать!»
— Кто такой, поинтересовался я.
Он говорит: «Вячеслав Криштофович».
И я вдруг вспомнил эту фамилию: как раз незадолго до этого я был членом жюри Бакинского кинофестиваля, посмотрел 45 хреновых картин — и одну прелестную вне конкурса. Это как раз была картина Криштофовича.
— Для него напишу! — хотя, повторяю, я был совершенно не знаком с ним. Мне дали материал: когда-то купили какую-то полупьесу, полуповесть у писателя А.Курчаткина. Я прочел и сказал: нет, это я писать не буду! Если хотите сберечь ваши деньги, уже заплаченные за экранизацию, договоритесь с Курчаткиным, чтобы он выдал мне индульгенцию, и смог бы писать, что угодно. А потом припишем — «по мотивам повести», о-кей? Они договорились, и я сел писать. На следующий день из Киева прилетел Вячик Криштофович с бутылкой виски, постучал ко мне в дверь. А я, признаюсь, был после сильного перепоя в Доме кино — мы что-то там праздновали. Раздался стук в дверь: «Владимир Владимирович, вы пьете с утра?» Я говорю: «Кто ты такой, милый?» — «Криштофович». — Я говорю: «Заходи, заходи!»
В общем, я с удовольствием писал для него сценарий, а он с удовольствием снимал.
Во всяком случае, картина получила полное признание в Каннах, получила многие призы, хотя на нее и не рассчитывали, как мне рассказывал потом Гия Данелия, ставший свидетелем этого успеха. Две картины — «Цареубийца» Карена Шахназарова и еще какая-то картина, я не помню названия, выставленные на конкурс, потеряли своих зрителей на третьей или четвертой части. Люди уходили толпами. А когда показали вне конкурса «Ребро Адама», эти чопорные господа, привыкшие к кинематографу, 15 минут аплодировали стоя. После чего генеральный директор «Мосфильма» Досталь умудрился, как полный чудак (здесь, признаюсь, мой собеседник употребил созвучное приведенному слово. — А.П.), продать картину французам за 25 тысяч долларов.
